Ганс Фаллада - Крестьяне, бонзы и бомбы

Крестьянин Бартельс стоит бледный, заложив одну руку за спину; другую он держит протянутой мирскому старосте Бютнеру, который еще не спешит пожать ее.

Позади Бютнера стоит Хеннинг.

«Да, это — дело, — думает он. — Вот Франц порадовался бы. Это в его духе. Колоссальный будет эффект в округе».

Во внутреннем кармане его куртки похрустывает пятидесятимарковый банкнот, — первый еженедельный взнос оштрафованного.

Наконец Бютнер протягивает руку Бартельсу: — Заверяешь ли ты, перед лицом мирского схода, что нет в тебе ненависти, нет злобы, что ты желаешь нам добра?

— Заверяю.

— Что ты пришел сюда добровольно, а не по принуждению, и что ты осознал свой грех?

— Да.

— Коли так, от имени всего крестьянства прощаю тебя. Что было, то быльем поросло. И пусть никто не напомнит тебе об этом и тебя не обидит.

Когда Бартельс вернулся домой, батраки уже работали в хлеву, горел свет, скотине на ночь задавали корм.

Он ложится спать. Ему кажется, будто он только что видел дурной сон.

Штуфф и Тредуп сидят в редакции напротив друг друга.

Штуфф только что передал последний материал в набор и роется в своем письменном столе.

Тредуп заносит в картотеку объявлений фиктивные визиты к клиентам, делая в карточках одну и ту же пометку: «Отказался».

С некоторых пор Штуфф перестал разговаривать с Тредупом и ведет себя так, словно тот не существует.

В эту минуту Штуфф что-то энергично вычеркнул, удовлетворенно проворчал «бам-бим-бом!» и опять зашелестел бумагами.

В комнате одуряющая жара, летают мухи и вдобавок чем-то воняет. Тредуп подумывает, не отправиться ли, для виду, за объявлениями. На Югендшпильплатц можно посидеть среди зелени и что-нибудь почитать.

— Говнюк! — неожиданно громко и отчетливо произносит Штуфф, причем с таким вызовом, что Тредуп невольно поднимает голову.

Штуфф пристально смотрит на него, потом на письмо, которое разложил перед собой. Тредупу достаточно одного взгляда, чтобы узнать это письмо.

Сделав над собой усилие, он продолжает перебирать карточки.

Но в Штуффа сегодня, видно, вселился дьявол. С невероятной дерзостью он начинает громко читать анонимное письмо:

«Штеттин, 6 сентября.

Многоуважаемый господин Штуфф!

Как вижу, оба моих письма, в которых я по-хорошему предупреждала вас, не возымели действия. Вы не предприняли никаких шагов, чтобы покинуть Альтхольм. Учтите, мне все известно: фамилия женщины — Тимм, она живет в Штеттине на улице Кляйне Ластади, флигель во дворе, второй этаж. Девушку зовут Хенни Энгель, она работала тогда служанкой у доктора Фалька. Если вы не уедете из Альтхольма к пятнадцатому октября, материал будет передан в прокуратуру.

Доброжелательница, предупреждающая в последний раз».

Посопев, Штуфф опять внятно произносит: — Говнюк!

Тредуп опять против воли поднимает голову. Штуфф усмехается ему в лицо.

— Говнюк, — говорит он в третий раз. — Чего вылупил зенки, это к тебе относится.

Тредуп чувствует, что ему надо бы как-то разволноваться, возмутиться, но он лишь выдавливает жиденькое: — Смешно.

Штуфф, не моргнув глазом, продолжает: — Ты что же думаешь, мальчик, что все это тебе так сойдет? Сначала фотоснимки, потом предал раз, другой? Думаешь, не знаю, как ты зачастил в ратушу?.. Вообразил, что можешь себе все позволить?

Не спуская глаз с Тредупа, он сплевывает и откидывается на спинку стула: — Скажи-ка, мальчик, у тебя не зудит иногда на затылке то знаменитое место, по которому тебя должны были треснуть четверть годика назад? Нет? А у меня бы зудело, ей-богу, зудело бы.

Аккуратно сложив письмо, он спрятал его в карман. Потом неожиданно расхохотался: — Ну и мразь! Просидел две недели за решеткой и вообразил себя великим шантажистом. Выпороть бы тебя по первое число, стервец! — Он неуклюже поднимается и с яростью выпаливает: — Запомни, Тредуп: если ты еще хоть раз посмеешь печатать эти письма на моей машинке, я разобью тебе башку…

Тредуп растерянно лепечет: — Что тебе от меня надо? Не понимаю, о чем ты говоришь. Неужели ты думаешь…

Но Штуфф не слушает его. Подцепив с вешалки шляпу, он озабоченно разглядывает свои ноги в стоптанных башмаках.

— Воняют, — бормочет он. — Как старый сыр. Надо все-таки простирнуть носки. — Затем, словно очнувшись, говорит: — Передать привет твоей жене, Тредуп? Я иду сейчас к ней.

И вот он исчезает.

Тредуп остается, переполненный бессильным гневом.

«Ну и собака этот Штуфф, просто не желает принимать письма всерьез. Читает вслух, будто наверняка знает, что их писал Тредуп. А ведь как раз на это письмо Тредуп возлагал столько надежд. Какого труда (и денег) ему стоило разузнать адреса и фамилии. А Штуфф просто-напросто смеется над этим.

Если он думает, что это несерьезно, то жестоко ошибается. В крайнем случае весь материал пойдет в прокуратуру. Вот тогда он увидит, что будет, тогда ему конец».

Тредуп терзается в догадках: действительно ли Штуфф пошел к Элизе?

Через несколько минут он встает и направляется домой.

Что, если Штуфф расскажет все жене?!

В квартиру Тредуп не идет, даже не заходит во двор.

Спрятавшись за кустом сирени, он выглядывает оттуда.

Через открытое окно комнаты ему видно Штуффа, — присел на кровати и разговаривает с Элизой.

Оба беседуют совершенно спокойно. В основном, конечно, болтает Штуфф. Небось старается охаять ее муженька. А Элиза то одобрительно кивает, то что-то быстро и долго говорит.

Тредуп вглядывается, не вынет ли Штуфф письмо, нет, в карман не лезет, во всяком случае пока не доставал. А может быть, он уже показал его до прихода Тредупа?

Но вот беседа, кажется, окончена. Штуфф поднимается, оба подходят к окну и смотрят во двор. Тредуп шмыгает за куст.

Когда он опять высовывается, опасность уже позади. Штуфф ушел, а Элиза сбрызгивает белье на столе.

Тредуп входит в комнату, здоровается. Элиза приветливо и бодро отвечает: — Добрый день.

— Поесть скоро дадут? — спрашивает он и принимается ходить взад-вперед по комнате.

— Через полчаса. Когда придут дети.

Она даже не поинтересовалась, почему он вернулся так рано.

Расхаживая по комнате, Тредуп замечает в пепельнице обсосанный окурок сигары.

— Кто это приходил? — спрашивает он, подняв окурок.

— Господин Штуфф. Ты же знаешь.

— Знаю? Почему я должен знать? И часто он к тебе приходит? — раздраженно спрашивает Тредуп.

— Но ведь ты стоял за сиренью.

— Я? Откуда ты взяла? — бормочет он, краснея. «Ну и вздорная баба. Что же ей Штуфф наговорил?»

И тут происходит нечто совсем неожиданное: Элиза, оставив работу, подходит к мужу и прижимается щекой к его щеке.

Такого не случалось давненько.

Тредуп замер. Ее волосы щекочут ему висок.