Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

— Понимаю. Скажи, ты ничего из этой истории не поняла?

— А что тут понимать? Таньке захотелось того, чего у нее нет. А мне бы хотелось пожить, как она. Целый день сама себе хозяйка. Ни Эмилии, ни дуры Пашки, никого. Делай что хочешь. Только этого дядю Лешу я бы убила, если бы он на меня руку поднял.

— Какой Леша?

— Мамкин хахаль. Так Танька говорит. Из-за которого Таньке приходится ложиться на лавку, когда этот Леша ложится на ее мамку.

Юцер кашлянул, потом полез за трубкой и долго ее набивал.

— Бедные люди раздражены своей бедностью. Поэтому они поступают… не так, как полагалось бы…

— Ой! Только не читай мне нотацию! Бедные, богатые! Мне вся эта дребедень в школе надоела. Люди живут так, как им хочется. Кто мешал Танькиной маме закончить школу и получить специальность? Эмилия наговорила Таньке всякой жалостной ерунды, а та все ревела и ревела. Я ей сказала: «Кончай реветь. Кончишь школу с медалью, поступишь на свой медицинский, накупишь картин и будешь ими хвастать». Она перестала выть. Разве я не права?

— Права, наверное. Но как-то все это несвоевременно и страшно. В твои годы я думал иначе. А тебе перед этой Таней не стыдно?

— За что?

— Ну, скажем, за то, что у тебя есть то, чего у нее нет.

— Почему мне должно быть стыдно? Я же не отнимала у нее ничего?

— Да, и это тоже верно. Но ты все же… поосторожней. Не всех надо водить домой. Отчаявшиеся люди бывают… злобны.

— Это Танька-то? Она мне в рот смотрит и всюду за мной таскается.

— Не забудь брать с собой лишний бутерброд.

— А ты скажи это Пашке. А то она орет: «Не смей таскать сюда шкоцим. Не то я опять буду ходить за тобой в школу». И проверяет, сколько я беру с собой бутербродов.

— Так ты все же заботишься об этой Тане, — обрадовался Юцер. — Продолжай, продолжай. А Паше я скажу.

Юцер ни разу не был в школе, где училась Любовь. Ходила туда Мали. Школа ей нравилась. Она была двухэтажная, домашняя, с уютными деревянными полами и большим садом.

При школе была сторожка, в которой глупая Стефа вязала носки и варежки из козьей шерсти. Коза жила при Стефе. Как-то Мали подглядела очаровательную сценку.

— Коза не курица, от желтизны не слепнет, — приговаривал маленький мальчик в сером школьном костюмчике, подкидывая Стефиной любимице все новые охапки желтых цветов.

Мали подумала, что в душе мальчик верит — если дать козе достаточную дозу яда, то яд сработает. Глупая Стефа в это тоже верила. Она гонялась за мальчиком по школьному двору с пучком куриной слепоты в руке и пыталась попасть ему цветами в глаз.

Мали расположилась было на лавочке, намереваясь досмотреть сценку до конца, но заставила себя встать, принять серьезный вид и войти внутрь. Ей нужно было поговорить с директрисой, а разговор предстоял неприятный. Юцер заставил Мали выбрать Любови соседку по парте. Мали долго сопротивлялась.

— Ну, как ты не понимаешь, — тихонько сказала она Юцеру, подсев к нему в широкое викторианское кресло и отодвинув томик Ключевского, в тени которого пряталось лицо мужа, — провидение посылает нам самых разных людей и делает это не случайно. Ты не можешь знать, как и для чего послана Любови эта Таня. Возможно, нашей дочери нужно чему-нибудь научиться. Возможно, Любовь так же нужна этой несчастной девочке, как тебе был нужен Гец. Представь себе, что мадам Гец отказалась взять тебя, нищего гения, в их богатый дом. Как бы повернулась твоя жизнь?

— Нашла с чем сравнивать! А всему, чему эта Таня могла научить Любовь, наша дочь уже обучилась.

— Тогда подумай о Тане. Возможно, ты отнимаешь у несчастного ребенка его единственный шанс на счастье.

— Хватит! — разозлился Юцер. — Иногда мне кажется, что Пашка права и ты действительно сходишь с ума. Ты слышала рассказ про этого дядю Лешу, который «ложится на мамку»?

— Ну и что? Разве мы не говорили когда-то, что Любови предстоит испытать в том или ином виде все возможности, заложенные в ее имени. Это — одна из них.

Юцер раздраженно засопел и начал выбираться из кресла.

— Иногда мне кажется, — сказал он, наматывая на шею кашне, — что ты не любишь собственную дочь. Иногда мне кажется, что ты вступила в какое-то безумное соперничество с собственным ребенком. Иногда мне кажется, что у тебя не все дома. Я иду прогуляться.

— А мне иногда кажется, что ты любишь ее как-то не так, — сказала Мали ему вдогонку. — Да и меня тоже, — добавила после того, как дверь захлопнулась.

В конце концов, Мали сдалась. Она пошла к знакомой парикмахерше, и та назначила ей правильный день. Директриса сидела, растопырив ноги, под чудовищных размеров электрическим колпаком. Жидкие прядки волос были наверчены на огромные бигуди. Мали озабоченно понюхала воздух. «Надеюсь, в этой печке блюда не подгорают», — тихонько шепнула она парикмахерше. Та изменилась в лице и побежала к выключателю.

— Где вы брали вашу кофточку? — спросила она у Мали и подмигнула ей правым глазом.

В данный момент интересы парикмахерши полностью совпадали с интересами Мали. Директрису следовало отвлечь от сожженных волос.

— Эту? Сама сшила.

— Так вы шьете? — заинтересовалась директриса.

— Только для себя. Для развлечения. Вам нравится? Могу сшить и вам такую же. Материал остался, а работы немного.

Через неделю директриса и Мали стали подругами. Вот тогда-то Мали и рассказала ей о визите Тани.

— Эту дружбу надо прекратить, — жестко постановила директриса. — Зайди ко мне в пятницу, решим этот вопрос. Мне эта Маркова давно не нравится. Видела бы ты ее мамашу! Просто блядь какая-то.

Видеть новую подругу Мали вовсе не хотелось. Еще меньше ей хотелось просить посадить рядом с Любовью Зиночку Головлеву. Об этом попросил Юцер, а Мали чувствовала опасность в имени девочки, которую не знала. Это имя пахло подвохом и призывало к бдительности.

— Ее папа — важный чин в ЦК, — сказал Юцер. — При этом — глубоко порядочный человек. А Любови дружба с Зиночкой не помешает. Насколько я знаю, она играет на фортепьяно, обучается языкам и даже балету. У них будут общие интересы.

— Откуда ты так много знаешь про какую-то Зиночку? — удивилась Мали.

— Ну, скажем, с ее папой я знаком более чем шапочно. Наши дети учатся, как ты сама понимаешь, в одном классе. Да и по долгу службы…

— Но не из-за этого же ты…

— Все! Все! Все! — крикнул Юцер. — Тема закрыта, и больше мы к ней не возвращаемся.

Главная задача ленивых ангелов — оставаться на поверхности. В крайнем случае, они опускаются под воду и дышат через соломинку. Намокшие крылья тянут их ко дну. Господи, какая это тяжесть! А в это время на берегу пересохшей реки стоит верблюд и ждет великана, который пошел добывать себе великаншу. А на краю пустыни стоит великан и ждет, когда придет верблюд с двумя свечами на двух горбах, ибо только тогда можно будет сыграть свадьбу и восстановить Великое Великанье Царство. Да! Они ждут друг друга и никогда не дождутся. А злобный горбатый карлик бегает то к пересохшей реке, то на край пустыни и носит злую весть. «Верблюд погиб, — говорит он Великану, — я сам видел его обглоданный шакалами скелет». А верблюду он говорит: «Великан лежит под большой скалой, и орлы давно склевали мясо с его костей».