Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

— Никогда бы не подумал, — сказал судья, — я ведь был знаком с Юлием Петровичем не один год. Такой милый, образованный и воспитанный человек. Какое горе! Потерять такого человека из-за какого-то подонка!

(Служебный кабинет Геца. На запыленном столе папки, книги, журналы, какие-то шнурки, треугольники и квадратики. Гец, одетый в белый медицинский халат, сидит, развалившись, в кресле и ест яблоко. По другую сторону стола на стуле сидит Юцер. Он в синем больничном халате без пояса. Левой рукой придерживает полу распахивающегося халата, в правой — книга.)

Юцер (морщится): Дома ты никогда не чавкал. Это дань профессии?

Гец (со злорадной улыбкой): У моей профессии есть несколько плюсов. Одна из них — возможность расслабиться. Кроме того, пациенты обычно чавкают. Приходится идти на сознательное сближение.

Юцер (брезгливо): Зачем же чавкать, идя на сближение со мной? Это сближает не тебя со мной, а меня с покойной мадам Гойцман. Она уделяла столько времени твоим манерам!

Гец (посмеиваясь): А я ее перехитрил и стал психиатром. Кстати, тебе не следует ходить столь чисто выбритым. Тут это не поощряется.

Юцер (злорадно): Я — псих, и мне все можно.

Гец (надкусывает яблоко, потом вытирает сок со щеки рукавом белого халата): Одно из двух: либо ты псих, либо убийца. Если хочешь быть психом, отпускай бороду.

Юцер (спокойным тоном): И не подумаю! В последнее время я часто размышляю о власти мертвых над живыми. Обрати внимание: несчастный мертвый оборванец Шурик держит меня в сумасшедшем доме и даже может требовать от меня чавкать так, как чавкал он.

Гец (перестает чавкать, выпрямляется, снимает ноги с соседнего стула): Хорошая мысль. Я должен записать ее в твою историю болезни.

Юцер: Зачем?

Гец: Чтобы проверяющий мог убедиться, как неопровержимо ты безумен. Как ты выразился? «Мертвые имеют над нами исключительную власть. Убитый мной Шурик приказывает мне чавкать». Очень хорошо. Лучше не придумаешь.

Юцер: Не разыгрывай из себя идиота, Гец. Я говорю о власти мертвых в ином плане. Смотри, этой страной управляет четверка мертвецов, отлитая в бронзе и вылепленная из гипса.

Гец: Что ты имеешь в виду?

Юцер (загибает по очереди четыре пальца на правой руке, потом машет получившимся кулаком): МЭЛС. Нами управляет четверка мертвецов под общим именем МЭЛС — Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин. Каждый из них в отдельности при их жизни…

Гец (захлопывает историю болезни): Этого я записывать не буду. За это полагается, по меньшей мере, электрошок.

Юцер: Да оставь ты в покое эту дурацкую историю болезни!

Гец (строго и внушительно, машет авторучкой): Хочу тебе напомнить, что ты все еще на испытательном сроке. Твое сумасшествие должно быть подтверждено. Поэтому время от времени ты можешь себе позволить вспылить и расплакаться. Не затрудняйся. Тут можно все, но в меру. Слезы — лучшее оружие сумасшедшего. За них не наказывают, их даже любят. Кстати, почему ты не хочешь видеть Любовь? Это укладывается в схему болезни, но это жестоко по отношению к ней.

Юцер (после короткого молчания): Я хочу видеть Любовь. Я безумно хочу ее видеть. Но я не хочу, чтобы она видела меня в этом халате и в этом доме.

Гец (несколько раз кивает головой): Понимаю. Запишем: «Отказывается от посещения дочери, плачет». Кстати, я принес тебе яблок и пастилы.

Юцер: Мое сумасшествие превратило Софию в добрую и заботливую женщину?

Гец (передернув плечами): Яблоки продаются на базаре, а пастила в магазине. Когда ты очень соскучишься по домашней пище, я попрошу Надин сварить тебе бульон.

Юцер (приподнимается на стуле, оживляется, откидывает волосы со лба): Надин вернулась?! Почему же ты молчишь?

Гец (глухо): А о чем я должен говорить?

Юцер (осторожно): Она… сильно изменилась?

Гец (неохотно, словно его тянут за язык): Нет. Стала молчаливой. Впрочем, возможно, это влияние Софии. Поначалу Надин пыталась что-то рассказать, но вскоре замолкла.

Юцер: И ты с этим согласен?

Гец (с мрачным пылом): Я не хочу знать, что с ней произошло там. Я хочу, чтобы она скорее забыла об этом. Пусть репрессирует эти воспоминания, пусть считает их запретными. С меня хватило Натали.

Юцер (качает головой): Натали не изменилась. Власть мертвецов просто позволила ей быть тем, кем она не могла быть при власти живых.

Гец: А кто ее мертвец? Я имею в виду, под чьей властью она находится?

Юцер: До лагеря Натали старательно наращивала на себе новую кожу, и из этой кожи вон лезла, чтобы казаться не такой, какой родилась. А теперь ей это не нужно. Новая жизнь принимает ее такой, какова она на самом деле. Но та, подправленная, погибшая в лагере на Лене Натали имеет власть над нынешней живой Натали. Мертвая Натали совершенно измучила живую. Натали не может избавиться от своего мертвеца даже в юрмальском лесу. Я получил от Натали письмо.

Гец: Дай почитать.

Юцер: Я его порвал. Оно залито слезами и молит о прощении даже за то, чего никогда не было. Мертвая Натали требует подтверждения того, что она жила на свете, что она была, что ее вынудили исчезнуть. Никто не может дать это подтверждение, кроме меня.

Гец: Ты ответил?

Юцер: Нет. У меня есть привилегии. Сумасшедшие не обязаны отвечать на письма. Однако подумай о мертвецах более широко. Мертвые поэты командуют живыми, мертвый Леонидес посылает под пули солдат, ничего не знающих о его былом существовании. Мы не знаем, кем был этот Леонидес до того, как он решил заполнить собой все Фермопилы на свете. Покойные Сократ с Платоном и Аристотелем по сей день управляют огромной армией схоластов и ученых.

Гец (задумчиво): Это мы запишем. Но мне кажется, что я уже где-то об этом читал. Не у Фрейда ли? Вот, пожалуйста, пример того, что живые могут воспротивиться мертвецу. В этих стенах Фрейд не царствует и не правит. Он за-пре-щен. Мертвецам можно сказать посмертное «Ша!», Юцер!

Юцер: Для того чтобы усмирить мертвых, нужно содержать огромный аппарат подавления. А когда аппарат устанет, сломается, распадется, мертвые потребуют двойную дань за долгое пренебрежение ими. Эта страна когда-нибудь переполнится Фрейдом и его бредовыми идеями, поверь мне.

Гец (бездумно): Я тебе верю. Но ни ты, ни я до этих времен не доживем. Зачем же фантазировать? И, кстати, ты не должен нападать на Фрейда. Мали была его ученицей. Я только слушал некоторые лекции. А она была страстным психоаналитиком.

Юцер (мрачно): Что породило безумные игры с мистическими бреднями любых толков.

Гец: Это был ее способ сказать на языке кухарок, правящих этим государством, то, что ей не дозволялось говорить на языке науки.

Юцер: Она сгорела на этом костре.

Гец (собирает разбросанные по столу карандаши и складывает их в стакан): Она задохнулась от чада нашей безумной жизни. А ты продолжай мыслить в том же направлении. Расскажи о власти мертвецов Станиславе. Кое-что упусти, ты сам понимаешь что. А мне скажи вот что: Мали, мертвая Мали имеет над тобой больше власти, чем живая?