Анна Исакова - Ах, эта черная луна! [Журнальный вариант]

Юцер: Что еще? Что еще должно со мной приключиться?

Гец: Если Любовь не вернется, квартиру начнут отнимать. Предложат обмен. Может, лучше все подготовить? Обменяешься с Меировичами.

Юцер: Их две на мои три? Да тут вдвое больше квадратных метров, чем у Меировича.

Гец: Сдались тебе эти метры! А с нами тебе все-таки будет веселее.

Юцер: Если Любовь не вернется, я уеду к ней, а вместо меня вам подселят каких-нибудь подонков.

Гец: Если Любовь не вернется, она вряд ли позовет тебя к себе. Не обольщай себя надеждами, Юцер. Расстанься с ней навсегда.

Юцер: Она перевернет мир, чтобы вызволить меня отсюда, вот тебе мое слово. Я свою дочь лучше знаю.

Гец: Ради Бога, будь по-твоему, но я боюсь нового срыва. Лучше предполагать плохое и ошибиться, чем возводить замки на песке.

Юцер: «Лучше водки хуже нет» — не помнишь, кто это сказал?

Гец: Кто-нибудь из моих пациентов, либо безграмотная нянечка.

Юцер: Не скажи! Эта фраза принадлежит к высокой литературе. Я даже сказал бы: к поэзии.

Гец: Где твоя потертая книжица? Я хочу прочитать, что там написано о тебе. На какую карту Мали тебе гадала?

Юцер: На короля жердей.

Гец: Есть такая масть?

Юцер: В обычных картах она называется «трефы». Дай мне эту книжицу. Я не люблю, когда роются в моем столе. Особенно, когда я подопытный. Кроме того, она написана по-французски, а у тебя с этим языком отношения так и не наладились. Вот, читаем: «Паж жердей».

Гец: Ты сказал «король».

Юцер: Это вопрос времени. Сначала паж, потом валет и только потом — король. Зачитываю: «Паж жердей — темноволосый и темноглазый, преданный, любовник, спутник, почтальон. Находясь рядом с любым человеком, постарается свидетельствовать в его пользу. Опасный соперник, если за ним следует паж кубков. Если карта ложится головой книзу: анекдоты, сообщения, плохие новости. А также нерешительность и неуверенность ее сопровождающая».

Гец: Ты все выдумал! Не может быть, чтобы это было там написано.

Юцер: Словарь французского языка в третьей секции книжного шкафа, вторая полка сверху.

Гец: И про опасного соперника, если за ним следует паж кубков, там тоже сказано?

Юцер: Слово в слово.

Гец: Поразительно! Я, знаешь ли, всем своим существом возражал против всяких там холериков-сангвиников-меланхоликов, уговаривал студентов, что изобретательность человеческой психики безгранична, а сочетания качеств делают любые реестры человеко-душ бессмысленными, а ты играешь со мной в какие-то дурацкие картинки… Сколько карт в этой колоде?

Юцер (задумчиво): Семьдесят восемь. Но перейдем к валету жердей. Это — трансформация, соответствующая ранней зрелости. Читаю: «Внезапный отъезд, отсутствие, бегство, эмиграция. Темноволосый мужчина, дружелюбен. Перемена места жительства. Перевернутая карта: разрыв, раздел, расхождение во взглядах». Соответствует, Гец. Честное слово, ложится на судьбу, как на нотную бумагу. Там-та-ра-рам! Я выпал вам всем для внезапного отъезда, бегства, эмиграции, разрыва и раздела. Что бы вы без меня делали? Но у вас был я, так захотела ваша судьба. А вот что означает король жердей, мужчина в цвете лет, на перевале жизни: «Честность и сознательность. Может означать внезапное наследство. На теневой стороне: суровая доброта, строг, но терпим». А! Какой прогноз! Не зря наша Мали без своих картинок и шагу не делала. Только она ошибалась, когда гадала на себя. Это я говорю тебе по секрету. Она гадала на королеву мечей, иначе говоря, на даму пик, на женскую грусть, бесплодие, вдовью печаль, несправедливость и разлуку, с обратной стороны которой нас подстерегают коварство, измена, искусственность, ханжество и опустошенность. Но это вовсе не Мали. Это же типичный портрет твоей супруги. А ей надо было гадать на даму пентаклей, обычно называемую дамой бубен. Но… цвет глаз подвел. А еще правильнее, ей надо было гадать на карту большой арканы, на Жрицу, например. Но она не решалась. Не умела видеть себя в полную величину. А может, не хотела, потому что перевернутой Жрицей была Натали — страсть, сила и обман.

Как видишь, все наши проблемы начинаются с того, что мы не можем определить себя. А в результате мы перестаем понимать других, и карты перестают с нами разговаривать.

Гец (совершенно серьезно): Надо не забыть записать: «Мы не находим себя, и карты перестают с нами разговаривать». Карты говорили с тобой, Юцер? У них были голоса? Ты их слышал?

Юцер (надувшись): У меня не было карт. Карты Мали всегда держала при себе. Я читал это простенькое руководство и медитировал. Это входит в список признаков?

Гец: Это менее интересно, чем голоса. У нас впереди решение суда. А что ты не договорил в прошлый раз? Насчет злобы, двурушничества и скандала? Что именно ты имел в виду?

Юцер: Ты ищешь ссоры?

Гец: Какая глупость! Мы же всего-навсего развлекаемся гаданием на сгоревших картах.

Юцер: И это все? И никаких задних мыслей?

Гец: Нет. Во всяком случае, у меня.

Юцер: Хорошо. Мне давно хотелось загадать тебе одну загадку. В КГБ мне показали бумажку, неважно кто, неважно когда и неважно по какому случаю. Доносик. На маленьком листочке. Врачи любят писать на таких половинках нормального листа. Там было несколько интересных сведений обо мне, в том числе рассказ о моих шашнях с женой небезызвестного главы этого заведения, моего сокурсника Пранаса. Ты не знаешь, кто мог написать этот донос?

Гец (удивленно и нервно): Откуда я могу это знать? Может быть, Леня Кац?

Юцер: Нет. Леня Кац не мог знать про Ванду, его уже тут давно не было. Про мой роман с Вандой, Гец, знал только один человек, мой ближайший друг, ты.

Гец: (растерянно и испуганно): Как ты можешь! Об этом знали те, кто был приставлен следить за тобой. И за Вандой тоже наверняка следили. Наверняка!

Юцер: Зачем же было подчиненным Пранаса писать ему доносы на его собственную жену? Такие вещи говорят на ухо, за закрытыми дверьми. Их не доверяют бумаге.

Гец: Но… но кто-то мог обидеться на Пранаса и послать анонимку прямым путем, доносом в учреждение. Чтобы она прошла через большое количество рук и глаз. Кто-то явно хотел насолить Пранасу!

Юцер: Нет. Анонимку послали не в учреждение, ее подсунули Пранасу под дверь, удостоверившись, что Ванды нет дома.

Гец: Значит, кто-то не решался лично рассказать Пранасу столь пикантные вещи про его жену.

Юцер: Эта история занимала только часть доноса. В другой части содержалось то, чему полагалось лежать в официальном досье. Зачем же было подсовывать эти сведения под дверь?

Гец: Ну, тогда… Пранас мог сам написать этот донос. Это же он тебе его показал? С какой целью? Чего он от тебя хотел? Чем ты заплатил за его бездействие?

Юцер: Номером моего старого счета в швейцарском банке и доверенностью на имя старого однокурсника. Денег на счету оставалось очень немного. Скорее всего, Пранас хотел использовать этот счет для прикрытия каких-то своих денежных махинаций.