Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

– Есть в кого, – машинально отозвалась я, вставая с дивана. – Возьми, пожалуйста, мое пальто, мне что-то дурно, – я протянула номерок, и Даниил пошел в гардероб.

Он помог мне одеться и, поддерживая под руку, вывел на улицу, где возле машины стояли Юлька и Максим, о чем-то оживленно беседуя. Моя дочь, казалось, не замечала изуродованного лица мальчика, с интересом смотрела на него и слушала. А Максим изображал что-то, жестикулируя и подпрыгивая на месте.

– …прикинь? А я ему говорю – нарисовать то, что кто-то до тебя придумал, проще простого, а вот ты сам что-то выдумай и нарисуй так, чтобы тебе поверили!

Юлька серьезно посмотрела на собеседника:

– А ты можешь сам придумать?

– Я? Легко! У меня дома целый альбом со всякими монстрами, и их всех я придумал сам, а не у Толкиена спер! – с гордостью ответил Максим.

– Это точно! – насмешливо прокомментировал Даниил, открывая мне переднюю дверь. – Такие жуткие рожи Толкиену и не снились!

– А ты любишь читать? – спросила Юлька, усаживаясь сзади вместе с Максимом.

– Не всякие книжки. Не люблю, когда начинают поучать, – совершенно серьезно сказал мальчик. – Я сам люблю мораль в книжке искать, а не читать то, что открытым текстом написано.

Я внутренне ахнула – ничего себе, рассуждения у семилетнего парня! Сейчас так редко дети говорят о книгах… Даже моя Юлька не особенно любила читать. Разумеется, она читала то, что нужно по программе, иногда могла вцепиться в книжном в какую-нибудь книжку из серии «для девчонок», но назвать ее фанаткой чтения можно было с большой натяжкой.

Дети увлеклись разговором, совершенно забыв о нас с Даниилом.

– Машуля, я позвонил Лаврушину, он сейчас подъедет, – Даниил глянул на меня, и я кивнула. – Я тебя прошу, подумай еще раз об операции… Ведь не бывает так, чтобы совсем ничего нельзя сделать…

– Даня, я прошу тебя – перестань. Я не хочу сейчас говорить об этом, ладно?

– Да, конечно, – согласился он. – Мы сейчас Макса домой забросим, чтобы не болтался с нами, хорошо? Можем и Юльку тоже завезти.

– Я не поеду домой! – категорически заявила моя дочь, услышавшая последнюю фразу. – Я поеду с мамой.

– А обратно ты как поедешь? – спросила я, поворачиваясь к ней.

– Бабушке позвоню. Все равно она узнает, что ты опять в больнице.

Пришлось сдаться и уступить. И Юлька пробыла со мной в палате до вечера, до тех пор, пока не приехала моя мама и не забрала ее. Лицо матери было озабоченным и хмурым. Она молча сунула мне в руки пакет с халатом, тапочками и прочей ерундой и повернулась, чтобы уйти, но я задержала ее:

– Ты сердишься?

– Ты уже не ребенок, Маша, сама разберешься, – сухо ответила мама. – Мне звонил Артем.

– Тогда все понятно, вопросов больше нет. Думаю, Артем изложил тебе свою точку зрения, а моя вас обоих не слишком интересует.

Мама покачала головой:

– Глупости не говори. Как ты думаешь, кто мне ближе – родная дочь или зять, пусть даже такой, как Тема? Я тебе всегда говорю – что бы ты ни сделала, как бы ни ошиблась – ты моя дочь, и я тебя поддержу и пойму. Об одном прошу – подумай о Юльке. Она почти взрослая уже, все понимает, а ты даже не считаешь нужным скрывать свои отношения с Городницким.

– Мама, о чем ты говоришь?! – возмутилась я. – При чем тут Даниил?

– Скажешь, ни при чем? Тогда что за спектакль вы устроили сегодня? И за что, по-твоему, его жена дала ему пощечину? Не за связь с тобой? – понизив голос, спросила мама. – Совесть ты потеряла, Машка, вот что я тебе скажу! Запомни – никогда не будет счастья там, где кто-то несчастлив! Причем по твоей милости!

– Оставь меня, ради бога, в покое! – взмолилась я. – Мне и так тяжело, а ты долбишь в больное место!

– Я больше тебе ни слова не скажу, живи как хочешь! – мама встала из кресла и подозвала околачивавшуюся у окна Юльку. – Поехали, Юля, пока доберемся, темно будет.

Дочь повисла на мне, обхватив руками за талию и прижавшись всем телом:

– Ты мне позвонишь завтра?

– Конечно, позвоню, заяц. Ты на тренировку во сколько? – я надела ей на голову капюшон, и Юлька смешно замотала головой, стряхивая его.

– У меня одна завтра. А можно вообще день отдыха закатить, что я, не заработала?

– Ну, смотри сама, – согласилась я, провожая их до двери.

Дождавшись, пока они обе сядут в такси, я побрела назад, в палату, где, к счастью, кроме меня, никого не было – единственная соседка сидела внизу с мужем и сыном, я их видела только что, проходя к лестнице, ведущей в отделение. Значит, можно спокойно лечь и уснуть, пока она не вернулась и не завела каких-нибудь разговоров.

Даниил.

Оставив Машку в палате, я пошел в кабинет Лаврушина. Мы с ним давно и хорошо знакомы, еще со времен интернатуры. Просто я остался общим хирургом, а Пашка прошел специализацию по онкологии, защитил кандидатскую, преподает в мединституте. Каждому свое – меня никогда не тянуло в науку, я люблю практику. Наглядный результат, а не призрачное будущее. Но это к делу не относится.

Лаврушин курил, открыв окно, на столе стояла чашка кофе, над которой поднимался тонкий дымок.

– Ты ко мне? – удивился Пашка, и я кивнул.

– К тебе. Я насчет Смирновой узнать хотел.

Брови Лаврушина поползли вверх, глаза округлились. Я сообразил, что он никак не связывал нас с Машкой в единое целое, а мой дневной звонок с просьбой подъехать расценил как необходимость проконсультировать меня лично или кого-то из моих знакомых.

– А ты с какого бока? – удивился он, и мне пришлось напомнить нашу с Машкой версию, чтобы не давать повод для слухов:

– Я с ее мужем знаком, говорил же тебе. Ну, вот он и просил узнать.

– А-а! – протянул Пашка. – Ну, садись, пообщаемся.

Я опустился на диван, расстегнул куртку. Лаврушин помолчал немного, словно прикидывая в уме, что можно мне сказать, а что лучше скрыть. Я ждал – а что еще оставалось?

– В общем, так, Даниил Владимирович. Дело обстоит примерно следующим образом – оперировать ее нужно срочно, потом «химия» и все дела. Метастазы пошли в правое легкое, там тоже нужно убирать. Пока один очаг, его лучше удалить. Если бы Машка не упиралась рогом год назад, до этого и не дошло бы. Если можешь как-то повлиять, буду очень признателен.

Вывалив все это, Пашка снова потянулся к сигаретам. Я молчал. Это было так страшно, что даже я, хирург с неплохой практикой, пребывал в шоке. Одно дело говорить подобное чужим людям, и совсем другое – слышать о своем любимом человеке, о женщине, без которой уже и жизни не представляешь. О Машке, перед которой я до сих пор чувствовал вину за то свое предательство.

– Я тебе еще одно скажу, – вмешался в мои размышления голос Лаврушина. – Она беременна, Данька, и это может иметь как позитивные, так и совершенно негативные последствия. Беременность может остановить развитие опухоли, но только в очень редких случаях. В девяноста процентах же она только ускорит процесс… Ты поговорил бы с мужем – надо решать, пока еще можно аборт сделать…