Марина Крамер - Удержи меня [СИ litres с оптимизированной обложкой]

– Смирнова, ты у меня потрясающая…

Артем.

Юлька позвонила мне часов в пять, сказала, что ее привезет отчим, и я принялся готовиться к приезду дочери. Ради такого случая я с утра смотался в ближайший супермаркет и купил там любимые лакомства дочери, сок, овсянку, которую она ест на завтрак, не признавая ничего другого. И большую упаковку мороженого с орехами – все-таки праздник.

Я курил на кухне, чуть приоткрыв окно, когда увидел въезжающий во двор серебристый «мицубиси паджеро» Марьиного мужа. Удивление мое возросло многократно, когда из машины вместе с Юлькой вылезла и Марья с ребенком на руках. Поправив одной рукой шапку и одернув куртку на Юльке, она поцеловала девочку в щеку. Юлька встала на цыпочки и отогнула уголок, скрывавший лицо ребенка, заглянула и что-то сказала, от чего Марья засмеялась – мне было хорошо видно, как она чуть откинула назад голову, это была ее привычка. О, а вот и Марьин супружник, вышел и что-то говорит Юльке, а та внимательно слушает и кивает. Просто заботливый папаша, черт его дери! Но вот Юлька побежала к подъезду, и я тоже пошел к двери, чтобы открыть. Дочь впорхнула в квартиру порозовевшая, холодная, бросила на пол мокрые рукавицы и повисла у меня на шее, чего не делала уже очень давно:

– Папа, привет! С праздником!

– Привет, красотуля! – я чмокнул ее в холодную щеку и поставил на ноги. – Как погуляли?

– Отлично, – сообщила дочь, разуваясь – Пап, надо унты на батарею поставить, а то не высохнут. Да и комбинезон тоже – он насквозь мокрый, мы так накатались!

– Мама тоже, смотрю, ездила? – я взял белые лохматые унты и понес их в ванную на полотенцесушитель.

– Да, и Маруську брали. Пап, я есть хочу – набегалась, – призналась Юлька, доставая из сумки халат.

Я засуетился, чего раньше за мной не водилось – ребенок голодный, нужно срочно кормить. Пока Юлька была в ванной, я накрыл на стол, налил чай и сел на табуретку у окна. Дочь явилась с полотенцем на голове – успела вымыть голову:

– Фу-у! Запарилась… – она плюхнулась на табуретку и оперлась спиной о стену. – Пап, куда столько всего? – Юлька оглядела стол и покачала головой.

– Ну, ты же побудешь у меня немного?

– Могу на пару дней зависнуть, – сообщила она, беря бутерброд с колбасой. – Пусть мама отдохнет немного, а то и так еле живая. Хорошо еще, что Маруська спит по ночам, а если просыпается, то дядя Даниил с ней в зал уходит, чтобы маму не будить.

– Как у мамы здоровье? – неизвестно, зачем, поинтересовался я, и Юлькины глаза радостно вспыхнули:

– Ты знаешь, она даже поправилась немножко. И дядя Даниил сказал, что как только Маруська подрастет немного, мама ляжет на операцию.

Упоминание о «дяде Данииле» меня не порадовало. Этот черт потихоньку прибирал к рукам мою дочь.

– Ты его так и зовешь?

– А как? – удивилась Юлька, отпивая глоток чая.

– Ну… не знаю, может, по имени-отчеству?

– Длинно. И он сам предложил, чтобы я его так называла. Знаешь, папа, я думала, что он другой, – призналась вдруг дочь. – А он очень заботится о маме, все-все дома делает сам, даже когда с суток приходит.

Просто добрый фей! Можно подумать, я не заботился о ее матери, когда мы только-только поженились! Да и потом – что было нужно еще? Я не пил, не таскался по бабам, не торчал в гараже по пятницам, как многие мужики. Да, играл в футбол, даже когда оставил команду мастеров, но ведь это в любом случае лучше, чем все остальное. Но тогда почему она ушла от меня, почему выбрала его? Я стал уделять ей меньше внимания, но ведь она тоже зациклилась на своей болезни, перестала говорить со мной о чем-то, кроме дочери и дома. Видимо, этот самый «добрый фей» возник именно в тот момент, когда все у нас с Марьей покатилось под откос, напомнил ей о том, что было у них раньше. Это мне потом теща рассказала о их страстном романе еще в институте.

– …пап, ты о чем-то думаешь? – вплыл в мое сознание голос дочери. – О маме, да? – порой Юлькина наивность ставила меня в тупик – можно подумать, ее мать единственная тема для моих раздумий!

Оксана.

Я ждала сына так, словно он не был дома год. Весь день не отходила от окна, боясь пропустить, когда же он приедет, попутно готовила его любимые блинчики. И что же получила? То, что из машины вместе с Максом и Даниилом выбралась эта его Машка с ребенком на руках! И мой сын, мой мальчик вдруг потянулся к свертку у нее на руках и поцеловал! Я была готова выскочить из окна и вырвать Макса из рук этой стервы, отобравшей у него отца, а теперь делающей вид, что она прекрасно относится моему сыну! Никогда в жизни я не была так зла, как сейчас. Едва Максим вошел в квартиру, как я схватила его, прижала к себе так сильно, словно хотела сделать неотделимой частью меня. Он сопротивлялся:

– Мам, ты чего? Пусти, мне дышать уже нечем! Да мама же!

– Что же ты так долго? Мне ведь одной плохо…

– Ну, мам… мы кататься ездили, так здорово! И тетя Маша тоже поехала…

– Замолчи! – не выдержав, заорала я и неожиданно для себя ударила его по щеке. – Не смей больше говорить о ней!

Сын смотрел на меня расширившимися от удивления глазами, из которых потекли слезы. Взявшись рукой за покрасневшую от удара щеку, он отвернулся и пошел к себе, заперся на замок, а я села прямо на пол в прихожей и завыла от бессилия и ненависти к себе – как я посмела ударить собственного ребенка? За что? Это все она, она виновата… Она, чтоб ей сдохнуть, чтоб ей….

Максим не разговаривал со мной и назавтра тоже, молча позавтракал и снова ушел в комнату, заперев за собой дверь. Я пыталась просить прощения, но бесполезно – Макса никто никогда не бил по лицу, да и вообще не бил, и теперь он был, наверное, в шоке от моей выходки. Как теперь загладить свою вину, я не представляла. Зато твердо знала, кто виновен в этом… И даже знала, как бороться…

Через неделю я направилась к дому, где теперь жил мой бывший муж. В кармане пальто у меня была спрятана маленькая бутылочка с серной кислотой, добытой чудом и за большие деньги. Нет, я не собиралась убивать эту Машку, я просто хотела изуродовать ее лицо, чтобы не было больше таким спокойным и приветливым, чтобы Даниил постоянно содрогался при виде этого лица…

Я ждала на площадке около квартиры долго, мне показалось, что уже вечер. Но вот послышались голоса, один из которых принадлежал этой мумии, а второй… Черт возьми, она с дочерью! Не могу же я на глазах у ребенка… Хотя… чем ее дочь лучше моего сына? Она думала о моем Максиме, когда спала с моим мужем, когда уводила его из семьи, когда рожала ему ребенка? Так почему я должна…

– …и ты думаешь, что сможешь сразу через группу перепрыгнуть? – говорила, меж тем, Машка, поднимаясь по лестнице – лифт не работал.

– Попробовать всегда можно. Но мне страшно – там все уже почти взрослые…