Юлия Беломлинская - Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин

Она лезет в двери и в окна, от нее надо отмахиваться, как от комаров, все время стряхивать чьи то лапы со своих плеч или колен, закрывать окна, чтобы не мешали спать любовные песни, все время следить, чтобы тебя кто-нибудь нечаянно не СКЛОНИЛ, бабы тут ходят в синяках — побитые из ревности, мужики в шрамах — полученных в пьяных драках из-за баб, по улице идешь — обрывки разговоров — все о любви:

— Что же ты, зараза, бровь свою подбрила и надела, поял, синий свой берет…

— Тут взяла я в рученьки топор, размахнулась… ой, чего ж я заболталася, ни к чему весь этот разговор….

Это потому что лето и Белые ночи.

А уж как наступит октябрь!

Тогда уж вовсе нечем заняться кроме любви — зимой то в этом городе нет света с утра до вечера и с вечера до утра.

А денег в этом городе тоже нету.

И светская жизнь в упадке.

А уж славы в этом городе и подавно не огребешь.

И только РУССКАЯ ЛИТЕРАТУРА живет тут круглый год — дует ветром из подворотен, пробегает чумными крысами по мостовым, катается Яблочком по блюдечку, кудахчет Черной Курочкой под ножом, выскакивает Пушкиным из Ящика Пандоры, как черт из табакерки. Русская литература, которая все про любовь, да про любовь…

Все мы тут больны любовью и можно назвать это место лепрозорием, но я предпочитаю гордое слово — ФОРТ, и поскольку кроме любви и литературы, у нас имеется Судоверфь и три завода — Пивной, Хлебно-шоколадный и Кефирно — молочный, то есть надежда, слышишь, дедушка — русский матрос, и ты — Никола — русский Бог, слышишь, ЕСТЬ НАДЕЖДА, что мы этот форт — удержим. И еще куда-нибудь сплаваем, а иначе Судоверфь — то зачем?

Город Питер. 2002. Большая Конюшенная.

«Но галерка простит оговорки,

Сопричастна греху моему…»

Александр Галич «Старый Принц»

В редакцию нашей стенгазеты пришло письмо:

«В Интернете нашел ссылку на некоего Б. Ю.: «Юля Беломлинская — паучиха Черная вдова, ей надо выспаться на человеке, а потом его уничтожить».

Что это значит?»

Юха приехал в Питер из Москвы.

Делать первый русский Рок-театр.

Я оказалась Крупской-Арманд при этом Ильиче, и главным художником при его Великом Деле.

Мы стали жить и работать вместе.

А потом Гастон, все тот же, счастье или несчастье всей моей жизни, опять появился на пороге.

Его очередная попытка разрубить узел нашей страсти не удалась.

А если не рубить — то узел только затягивается.

И тут еще Кира Муратова позвала меня в Одессу.

Работать с ней на картине «Перемена участи».

В общем, я, как змея, отползла сперва от юхиного бренного тела.

А потом от его Нетленного Дела.

Юха орал, ругался. С Гастоном слегка подрался.

Но окончательно поссорились не сразу.

У нас еще была долгая коммунальная свара, как у бывшей парочки.

Он все никак не мог увезти своей чемодан, с моей кухни.

В новое жилье.

А кухня — метра два полезной площади.

Из них полтора метра занимает чемодан Юхи.

А живет Юха в пяти минутах ходьбы.

У нашего друга Никиты.

Я кричу в телефон, что если сейчас, он сука, не придет за чемоданом,

— точняк вынесу чемодан на помойку.

Я который день его уговариваю!

Никакой реакции.

Тогда я звоню и говорю, что чемодан уже на помойке.

И это — чистая правда.

Он приходит.

Говорит, что я — жестокосердая.

Но вот это неправда.

Потому что я живу на первом этаже.

Помойку видно в окно.

И я все это время, пока Юха идет, слежу за его чемоданом.

И даже успеваю за это время какого-то синюшника, криком в окно от чемодана отогнать.

Но он не стал вникать.

Увидел только факт: Чемодан На Помойке.

Такая вот Классика Разбитого Сердца.

Обиделся.

Следующий его коммунальный ход:

Никита и впрямь жил близко. Ну, не пять минут, а пятнадцать.

Жизнь у нас была ночная, и в четыре утра идти одной, пятнадцать минут, все равно страшно.

И меня всегда кто-то провожал.

И вот, через пару недель, сидим все в гостях у Никиты.

Сам Никита на съемках, Юха там живет, остальные — гости.

Народ начал расходиться, я тоже встаю, а Юха и говорит:

— Посиди еще, я тебя потом провожу.

Я села на место. А часа в четыре утра вот что слышу от него:

— А теперь иди одна в ночь и трепещи!

Я тебя нарошно провожать не буду. Ты меня достала с этим чемоданом.

Я пошла домой одна. И вправду страшно было очень сильно.

В Питере всегда страшно.

Следующий мой коммунальный ход:

Еще через пару недель, придя к одной местной красавице, оставим ее безымянной,

я застаю там Юху за чашкой чаю.

И из лучших соображений, просто чтобы ее предостеречь, говорю:

— Вы, голубушка, лучше на него не рассчитывайте. Ласки от него не дождешься,

он умеет только строчить, как швейная машинка «Зингер», а потом сразу засыпает…

Эта фраза в нашем маленьком городе как-то сразу оказалась крылатой.

Ее стали повторять многие девушки своим кавалерам.

Мы с Юхой перестали здороваться.

Потом он вернулся в Москву.

Постепенно мы помирились.

Спокойно пересекались и нормально общались.

Но однажды я привела к нему в Москве юного Цыпера.

Нынче он — создатель Могучей Мозгомойной Клумбы.

Точнее Тумбы.

А был когда-то талантливый журналист.

Цыпер написал классную статью про Юху.

Про то, что Юха — фантом, призрак оперы, гениальная личность с пустым результатом, великий и ужасный обманщик из страны Оз…

Написал чудно — вот цитата неточная, по памяти:

«…еще до его приезда, в Городе обнаружилась девушка с таким же лицом

и перевернутыми инициалами: не Б. Ю., но Ю. Б…

Чуть позже возникло и само лицо: портрет-фреска в мастерской на Итальянской улице:

Все тот же узкий глаз и носатый профиль.

Влюбленный Художник нарисовал Девушку, и это опять был Он, его Тень…

Тенью, Носом, Портретом бродил наш герой по Петербургу…»

Что-то в таком духе.

А дальше про то, что кроме вот этого флера в Юхе ничего нет,

Но и этого довольно для того, чтобы назвать его гением…

Я бы в жизни на такое не обиделась.

Но я уже не участвую.

Я уже наступила ногой на ту полоску, нарисованную мелом на асфальте,

после которой, по правилам, мне положено выходить из игры.

Это — граница игры.

А дальше я еду в Америку, и живу «за границей собственной судьбы».

Одна радость — в Блюмингтоне, в местной библиотеке, читаю русские журналы.

В том числе, журнал «Театр», отданный по причине 90-х «молодежной редакции».