Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Ваша жена убита именно в этой комнате всего три часа назад… — Металлический тембр голоса, с которым была сказана эта фраза, будто вскрыл запломбированные органы чувств Кирилла, и неожиданно в его мозгу стаи одно за другим отмечаться, на его взгляд странности:

— Моя жена не может быть мертва, я же вам сказал: в таких домах не убивают!.. А что это?

— Что вы имеете в виду?

— Дырки… Это от чего?

— Вам должно быть виднее…

— Похоже на дырки от пуль… Но от куда они?… — Он рванулся, пытаясь обойти кровать, но не смог, удерживаемый сильной рукой. Неожиданно гнев ударил в виски, такой же гнев, как он испытал вчера, перед тем, как изнасиловать жену. Тут же предстала картина торчавших оголенных ног, пытающейся подняться с пола, Нины, после того, как он толкнул ее, почувствовалось легкое возбуждение, но оно сразу прошло, после того, как отчетливо осозналось наличие этого пятна. Сегодня оно было, как раз между ног лежащих вчера: «Месячные? Да нет, бред какой-то, ведь потом был секс… или не был…, а что же это?… А почему месячные, это что кровь?», вслух он спросил тоже самое, постепенно начиная замечать, что вся постель была в более мелких брызгах, подобных этому большому:

— Это что кровь?

— Именно и анализ показал, что она идентична группе крови и резусу фактору вашей жены — точнее будет позже…

— Месячные?…

— Сомнительно… У вашей жены ранение головы, причем не одно! Ничего не хотите нам сказать?

— А вы? Сколько можно пудрить мне мозг?! Что вы вообще делаете в моем доме?… Если хоть волос с нее… — Он хотел развернуться и идти искать супругу, но его жестко удержали, подняв голову, Кирилл встретился взглядом со стеклянными глазами «Петровича»:

— Ну хоть ты то скажи им!

— Самуилыч, мне нечего сказать…, нечего добавить… — В это момент вбежал в комнату человек и что-то прошептал на ухо Сергею Петровичу, тот выругался в голос, топнул ногой и развернувшись вылетел вон, уже из-за порога крикнув:

— Смотрите за ним в оба!..

Через минуту он стоял у дисплея компьютера в домике охраны, глядя на происходящее на нем:

— Что это? То, что я думаю?

— Это запись через Веб-камеру, установленную на компе в спальне ууу…

— Понял, понял…, убрать можно?

— С каждой минутой количество просмотров увеличивается в геометрической прогрессии, делаем, что можем, но интернет взорвался запись в свободном доступе, копируется тысячами, даже если сервера рухнут, не поможет — запись покинула Россию в первую же минуту…

— Иии?

— А что «и» — она в общем доступе и теперь не важно, от куда она взялась! Сегодня же, если даже не сейчас подхватится телевидением…, не умаю, что это хорошо.

— Ну тут не очень хорошо видно…

— А на мой взгляд все очень четко — дорогая техника у депутатов, и очень качественная, даже марку часов на руке установить можно… Блин! Жуть! Она же еще живая!.. — Как раз в это время на экране пробегали кадры момента, когда Буслаев вставленным в рот стволом сталкивает с кровати несчастную обнаженную женщину, после чего она падает с двумя кровоточащими ранами и кровью обильно стекающей по спине, было видно в подробностях разрывающуюся щеку «мушкой» на стволе автомата и затем выстрел, разрывающий тыльную часть черепной коробке, на чем говорящего стошнило прямо на клавиатуру…

— Уберите этого малохольного от сюда! Иии… кто-нибудь скажите мне, что можно вытянуть с этого изображения.

— Я сам, извините!.. — «Малохольный» быстро заменил клавиатуру, лежавшую рядом на столе, заляпанную рвотой, выбросил в окно, мотнул головой, и быстро начал клацать по клавишам со скоростью, при котором движение пальцев перестало быть заметным. На дисплее окошечками стали выскакивать один за другим, выхваченные и увеличенные изображения разных подробностей: хронометр на руке Буслаева, очень четко и подробно; маникюр, заляпанный кровью у пострадавшей; глаз убийцы, увеличенный до подробного и четкого в нем отражения происходящего в комнате; разорванный щека жертвы с просматривающими сквозь мясо зубами, и отдельно, в разное время, лица обоих, по которым безошибочно определялось, кто на них изображен:

— Вот хрень! Я понял… Значит, обвиняемый установлен… Спасли таки «стрелочника» — первый раз в моей практике…

Прошло с десяток минут, как «Петрович» покинул спальную комнату своего шефа, вернувшись, он совершенно безэмоционально посмотрел на него, и без всякого осуждения произнес:

— Жестко ты с ней…, жестко…, тебе нужен адвокат, а лучше несколько, хотя и они не помогут. Даже сотня ничего не сможет сделать против воли «Первого»…

— Что?! Что случилось?! «Петрович», да объясни ты мне! Почему все это происходит, что я…, в чем я виноват…, я же неприкосновенен!

— Да лучше б ты народ на Красной площади на машине давил…, ты совсем ничего не помнишь?

— Да что я должен помнить то?!.. — Стресс и действующие медикаменты постепенно приводили его сознание в некое подобие порядка и это чувствовалось по его вопросам и поведению…

— Берите его, пойдем в домик охраны…

Буслаева посадили в мягкое кресло напротив дисплея с застывшими кадрами, которые показал специалист компьютерщик, как возможность видеозаписи, генералу. Подняв голову, Кирилл, уставился на них, но еще не понял, что это его жена и он является главным героем застывшего комикса.

— Давай, гений, покажи ему…, сам он вряд ли вспомнит, а ты громила держи крепче… — Депутат не в состоянии оторвать от страшных кадров взгляда, затрясся от ожидания чего-то страшного. Ужас проникал ото всюду, сквозь поры, нервные окончания, слух, вкус, обоняние, зрение, причем одновременно с одинаковой скоростью, неизбежно и бесповоротно:

— Ты вот мне скажи, какого хрена вы…, у тебя что Веб-камера всегда включена?!

— Как…, какая камера?

— Веб-камера в спальной комнате…, ты что свои утехи с женой на весь белый свет, что ли транслируешь?! Как такое возможно то?!

— Я не понимаю…

— Жалок ты и бездарен, как тебя за уши не тяни…, в болоте и говне твое место!.. Вот в чем правда о тебе и… вот в этом!.. — Он указал на экран, на котором началось действо. Глаза Кирилла устремились вновь на экран, сначала выражая полное непонимание, какое отношение он ко всему этому имеет, но когда лицо стрелявшего человека стало различимо, а в обнаженной женщине он узнал Нину, сознание покинуло его:

«Они сидели на большой поляне, не имеющей края, невысокие, бесконечно разные цветы выстилали толстым, приятным на ощупь, ковром пространство вокруг них. Он не мог оторвать от нее глаз, она же вливалась в его взгляд, смешиваясь с его душой и нежась в его сердце, руки сплелись, бедра их чуть касались — молодость, здоровье, открывающиеся перспективы любви и охватившего их счастья, будоражили разумы и сердца обоих. Мир пропал для них, уступив свою бесконечность их чувственности и восторгу. Двое и больше никого! Неожиданно появилась маленькая трещенка высоко в небе, она росла и удлинялась, сначала, спустившись непонятным образом на землю, затем устремившись к ним, пробежала даже между ними, Кирилл попытался перетащить любимую на свою сторону, она на свою, в результате оба оставались на своих местах, не в силах противостоять приближавшемуся. Мужчина и женщина потянулись друг к другу губами для поцелуя, но неведомая сила растаскивала их. Они сцепились руками, крепко держась, мышцы налились рельефными мускулами, стали крепкими и жесткими, окрепнув до того, что стали похожи на камень, но быстро превратившись в глину, лопнули и раскрошились на миллион мелких обломков… Они удалялись, вытягивая остатки глиняных рук и таких же губ, пока каждый в глазах другого не рассыпался в прах, превратившись в терракотовую пыль, полностью растворившуюся в воздухе» — ужас, чувство с которым он пришел в себя после такого видения, но еще более ужасное ждало его на яву: