Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Ну суд разберется…

— Какой суд?! Я требую, что бы…, я прошу…, хорошо…, я прошу… встречи с «Первым»…

— Вы не в том положении, что бы просить, а тем более требовать…, думаю, что ваше место…, как там… — «у параши». Я все сказала. Захар Ильич, у вас есть что?

— Не нужно волноваться, в моей группе все профессионалы высокого уровня, а потому ваша личность и дела будут интересовать моих коллег только с точки зрения исследований. Надеюсь мы: я, мои, коллеги и вы, в том числе…, мы сможем сдвинуть с мертвой точки, на наш взгляд, ошибочное отношение к «реактивному психозу», как к преступлению. Мы просто обязаны убедить и общественность, и правительство в необходимости не карать, а…

— Угу, лечить и отпускать…, Захар Ильич, кто с ними…, вот с этими, после жить то будет?!.. — Не стерпела министр.

— Нууу…, это уже не наше дело… — Буслаев мотал головой, что-то зло бормотал, не веря своим ушам:

— Какое исследование…, я депутат!

— На ближайшем заседание будет принято решение о лишении вас депутатской неприкосновенности, иначе вас не смогут определить в главный центр психиатрии, где и будет проходить исследование. Услышав такую новость, Кирилл Самуилович обмяк в кресле, видимо, наконец-то начиная понимая свое настоящее положение — тон и жесткость фраз, произносимых его бывшей подчиненной прекрасно объяснял, где именно сегодня его место, раньше она боялась сказать и слово поперек.

— Вы все…, вы все еще ответите за это…

— Прощайте Буслаев…

— До свидания Кирилл Самуилович, ждем вас в ближайшее время к себе… — Немного помедлив, Лагидзе не сдержавшись, добавил:

— Обещаю вам лучший из наших изоляторов…

Марина сидела по другую сторону решетки, относительно совершенно заросшего, сильно и быстро поседевшего, грязного, воняющего отчаянием и слабостью, человека. Еще недавно он производил впечатление властного сильного мира сего, уверенного в себе и своей не опровержимой правоте, единственно верно и правильно живущего, представителя правящего класса.

Глядя на представшее перед ней существо, превратившееся в подобие исчадия ада, за какой-то месяц, она пыталась понять, что могло за короткий срок совершить такое изменение.

— Как вас зовут?… — Существо подняло ненавидящий взгляд, подняло руку ко рту, оголившиеся зубы которого впились в ногти и начали судорожно их обкусывать. Глаза, блеснув недоверием, прищурились, после чего поменяли выражение на любопытство:

— А что?

— Как бы это не звучало, но я здесь, что бы попытаться вам помочь. Наверное, вы уже поняли, что стали жертвой собственного непонимания проблемы, которая теперь коснулась и вас. Ни я, ни мои коллеги не в состоянии творить чудеса, но попытаться найти обоснования для привлечения внимания общества и правительства к этой теме, считаем своей обязанностью…

— Да…, хрен они на вас посмотрят!

— Может быть и так, но для вас и других несчастных, на сегодняшний день, это единственная возможность. Приложив усилия сегодня, вы, может быть, поможете, если не себе, то другим…

— Мне плевать на других…, так же, как и им на меня…

— Знаете, я так же думала о вас, когда вы «зарубили» проект Лагидзе по «реактивному психозу», я и сейчас то, мягко говоря отношусь к вам…, ну не важно…

— Договаривайте…

— Как к одетому в дорогой костюм быдлу, считающему себя вправе решать участи людей гораздо умнее и выше вас по всем показателям… Так и есть! Но! Но, потом мне пришла мысль, что вы можете осознать, благодаря взгляду изнутри на эту проблему, свое настоящее место, а благодаря безысходу обрести надежду на чудо…

— Дайте мне эту надежду! Дайте! И я ваш… Но пока одни слова, голословные и без обещаний… Мне не важно, как вы ко мне относитесь, мне всегда было это не важно. Я всегда не замечал вас, букашек ничтожных, думаете сейчас вы в моих глазах выросли?

— Хм… Хочешь, что бы я тебе показала, кто ты есть на самом деле?

— Ты?… Да что ты можешь показать?… — Марина встала, засучила рукава халата, напрягла предплечье, судя по узловатым мышцам, обладающими совсем не женской силой, резко развернулась к стоящему крепкому двухметровому санитару, вынула резиновую дубинку из-за пояса, торчавшую у него, и с улыбкой произнесла:

— Открывай, дружище…

— Марина Никитична, да он же…

— Спакуха, мы на равных с ним поговорим… — Здоровяк, пожав плечами, выполнил указание. Клетка была достаточно большой, вся мебель состояла из маленького металлического столика и такого же табурета, вцементрованных в пол, поэтому со входом женщины, единственным предметом, которым можно было нападать или защищаться, помимо рук и ног, была дубинка. Слегка размахивая ей, Шерстобитова подошла вплотную, к картинно развалившемуся эксдепутату и не снимая с уст улыбки, поинтересовалась:

— Знаете, уважаемый, я год назад была совсем хлюпиком, но это не ущемляло моей уверенности в себе, а вот вы потеряв свои возможности, кажется, осознали теперь свое бессилие — что ты можешь без своего положения, охранников, неприкосновенности, кто ты теперь?!.. — Концовка фразы была подчеркнута брошенной на стол дубинкой, что заставило почувствовать себя действительно ничтожеством мужчину.

Такого перенести он уже не мог, выпрямился и уперевшись в основание табурета пятками попытался вскочить и вскочил бы, если бы не упиревшаяся в его грудь колено. Потеряв равновесие, он, падая назад, инстинктивно развел руки, правая провалилась в пустоту, левая же ударившись, оперлась о столик, точно попав ладонью на конец резинового изделия. Вот это и стало отправной точкой принятия решения, подтолкнувшего его к неверному действию, чего и добивалась психиатр, для которой было важно, для пльзы дела, показать свое превосходство по всем направлениям.

Со свистом дубинка направилась в сторону головы, между прочим, майора, ожидавшего нечто подобного, а потому присевшего, пропуская над своей головой угрожающий предмет и саму руку, проваливающуюся со следующим за ней корпусом. Снизу видно было хорошо открывшееся правое подреберье, куда и ударила резко и сильно снизу вверх пусть небольшим, но обозленным кулачком левой руки Марина, следом, раскручиваясь привставая нанеся ногой удар в пах правой ногой:

— Ну вот так примерно муж научил… — Кирилл крякнул, сначала от удара в бок в область печени, но из-за разности в весе и не очень сильном воздействии, лишь немного прогнулся, удар же ногой, пришелся ровно в нужное место. Боль прошила все тело и заставила упасть на колени, вскинутая от боли рука, подбросила резиновое изделие, которое, изловчившись поймала врач и со всей силой опустила его несколько раз на шею и, затем, спину, что совершенно распластало Буслаева, вызвав из его легких визг.