Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

Ошарашенный санитар было поспешивший на помощь женщине и уже проклинающий себя за глупо предоставленную возможность больному, остановился в нерешительности, пропуская поправлявшую прическу забияку:

— Палочку подними…

— Ага… Ааа…

— Посади его, и наручниками пристегни — временная мера воздействия…, я сейчас…, носик попудрю…

— Носик? Охренть!.. — Кирилл Самуилович одним движением был водружен на место, где получил от щедрот еще и подзатыльник от санитара с ласковыми словами:

— Я ласкаться, как она не буду, сразу в голову дам, понял… — Пристегнутый, вытирая слезы, катящиеся градом, кивнул:

— Но за что?

— Придурок, я не знаю, кем ты там был, но знаю, кто ты сейчас…, и я тебя уверяю — такие предложения мало кому делаются. На моем веку, а это не умерших десять лет, ты первый. Не думай, а делай все, что тебе предлагают. Бычить потом будешь, яволь?

— Да понял, понял…

Через пять минут вернулась Шерстобитова:

— Для начала запомни, кто ты есть. Ты мне напоминаешь чопик в заднице динозавра: и вылезти не можешь — говно засосало, и продвинуться внутрь никак не получается — оно же не пускает…, и вот висишь в неудобной позе, пытаясь объяснить другим выгодность такого положения, с помощью вычурной фразеологии, а на деле боишься себе признаться, что начинает нравится — и тепло, и поесть что-то на халяву можно…

— … — Буслаев молчал, находясь в состоянии шока от неожиданных поворотов, которые по его глубокому убеждению, никогда в принципе не могли бы случиться в его жизни. Марина продолжала, будто ничего не случилось:

— Итак, Кирилл Самуилович, у нас с вами к сожалению очень мало времени, видите ли нам поставили задачу…, с самого верха, видимо там думают, что исследования — это «дело одной выкуренной трубки» — Конан Дойла начитались, а на деле, это займет время…, но у нас его мало, а значит, будем работать по спрессованному графику. Запомните! Результаты нужны, прежде всего, вам. Будете упираться и чудить, напишем свои соображения исходя из мыслей имеющихся сейчас, а они, увы не в вашу пользу. Что бы вы понимали: на нас жмут, а вас готовят к суду, которому потребуется психиатрическая экспертиза. Так что либо мы работаем на ваш шанс и на мою докторскую диссертацию, либо я напишу ее без вас — кроме тебя, дорой, имеется еще четверо испытуемых.

— Я понял, вас… Но видите ли, я до сих не верю, что это я…

— Прежде чем мы с вами погорим об этом, вы приведете себя в порядок, постараетесь не забыть о случившемся инциденте, именно не забыть, иначе мне придется заново обрушить ваше самомнение в самых жестких традициях подобных заведений, которые вы так усердно старались вернуть. Все понятно?

— Да, я все понимаю… Вы мне поможете?

— Я врач…, военный врач, хотя какая теперь разница…, у меня есть долг, и я умею хорошо его выполнять, в случае, конечно, если этому никто не мешает… Да. И вот что напишите прямо сейчас вопросы, которые вас волнуют в первую очередь. Начните с того, что не можете поверить и почему… До завтра, надеюсь вы будете паенькой и пахнуть хорошим одеколоном, а не говном!..

По договоренности Шерстобитова сразу после этого разговора должна была посетить начальника. Захар Ильич ждал в своем кабинете, заново просматривая видео запись только произошедшего:

— Присаживайся…, тесь…

— Да что уж там…

— Да сам боюсЪ теперь! Грамотный ход, смативировала, что называется! Тебе никогда…, давай уж на ты…

— Не, лучше, как прежде, вы на «ты», а на «вы» — уважение и все такое…, ну хошо, хорошо, я постараюсь…

— Мне так проще будет… Спасибо… Тебе никогда не говорили, что ты обладаешь способность доказывать что угодно и кому угодно…

— Угу… это вы моему мужу скажите…

— Что, не поверит…

— Хм… С ним не очень получается, а главное, что он всегда прав…

— Ну муж и должен быть всегда прав… Итак, что мы имеем?

— Пока только расположенных к работе пятерых испытуемых…

Кирилл, сидя на кровати, почти не шевелясь уже несколько часов, единственно, что он делал — с каждой приходящей очередной мыслью, все больше сутулился и тускнел взглядом. Последние пятнадцать минут глаза его не могли зацепиться, хоть за что-то способное отвлечь, не говоря уже об успокоить. Помещение, называемое изолятором, обладало весьма скудной меблировкой: две кровати, две тумбочки, шкафчик на две персоны, в который вряд ли поместились все трусы и носки из его домашнего гардероба, туалет с умывальником, видавшие виды не самых ухоженных частей тела, находящихся здесь больных, одним из которых теперь был он. Остального Буслаев и не замечал.

Полет его фантазии, по оставлении его в одиночестве, устремился в сторону продумываемой мести этой брюнетке, посмевшей так унизить его достоинство. Что только не выдало воображении, но как многое, теперь в его голове, заканчивалось сексуальным насилием, причем, кого бы он не «насиловал», все приходило к одному и тому же фиаско испытанному в подвале с «официанткой».

Единственным, показавшимся разумным вариантом представился насильственный акт над самим собой — перебрав все возможные и не найдя ни одного приемлемого в смысле исполнения, он остановился на попытке побега, при которой его точно застрелят. Кирилл понимал, что сам над собой он ничего сотворить не сможет. Такие планы были перед встречей с этой Мариной Никитичной, показавшей, куда именно он может засунуть свои расчеты. Слишком своенравная и самоуверенная дама, и он обязательно, что-то да придумает, ради мести — так казалось, но после каждого нового бессмысленного мечтания, воля «мечтателя» вяла, унижалась от своего бессилия, теряла стержень, который и так больше походил на сгоравшую свечу.

Сильно зажмурившись, эксдепутат быстро начал тереть лицо руками, бить ими по лбу, щекам, вискам, вскочив, подбежал к раковине, включил холодную воду и подставил голову под ледяную струю. Очень быстро стало больно, благодаря чему сумбур в голове прекратился. Не вытирая волосы, несчастный вернулся на место, уперся надбровными дугами в подушечки подставленных ладоней и застонал: «Нет! Выход должен быть! Как все гениальное…, как любое гениальное, он должен быть простым, просто элементарен! Что мы имеем? Что? Что? Больную башку…, нездоровый мозг…, все больное, даже воображение! Как я до этого дошел?! Как, как, как?!!! Я доберусь до причин, я достигну ответа, что бы мне это не стоило… Так, а что мне это даст! Ни-че-го мне это не даст! Да и сам я никуда не приду и ничего не пойму… Так…, тогда пусть это сделают другие — это уже мысль! Но как они дойдут, если они ничего обо мне не знают? Они — это кто?! Я ведь никому, совершенно никому не нужен! Меня…, вся моя жизнь, все под откос пущено! И кем же? Все винят меня…, пусть так, хотя я ничего не помню… Так…, первое — найти тех, кто будет искать и обнаружит, и докажет…, ага докторам это нужно, как минимум интересно, а больше никому… Отлично, значит дать им необходимое…, но ведь все не смогу! Нет! Все нельзя!.. Какого хрена я все им зарубил, я сам лично настаивал на закрытии отдела «реактивного психоза», вот он меня и достал… Но он ли? Достал ли? Так…, я лишен всего, хотя никто не имеет права меня лишить моего… Мне нужно доказать, что я не здоров, причем так, что бы меня не наказали, а отпустили… Бред какой-то! Они говорят, что я убил свою семью! Как это возможно?! Я мухи не тронул! Угу…, смешно, даже сам боюсь вспомнить, ведь практически по трупам шел… И где этот «Петрович»? Он же со мной за одно всегда был, мы же…, мы же четко «подельники»! Вложу его, если что! Даже думать не буду, я же столько знаю…, о дааа! Я же столько знаю обо всех… Нет, нет, тут нужно подумать, а то не ровен час… — десяток уколов и привет…