Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

— Хорошо, договорились, как выйдете из СИЗО наберите на имеющийся у вас номер. Мы не долго…

На сей раз бывший «советник» Буслаева предпочел встретиться в офисе Игнатьева. Разговор получился короткий — всего на одну чашечку кофе и пару выкуренных сигарет:

— Я хочу вас сориентировать на изучение личности вашего подзащитного. Мне необходим точный психологический портрет сегодняшнего Буслаева, я хочу понять, во что он превратился, чем заняты его мысли, чем он оперирует сегодня в своей скудной жизнедеятельности.

— Не мало… Но вы же понимаете, что я не имею права о некоторых вещах ни с вами, ни с кем другим…

— Вы не поняли! Мне не нужны, да и не интересны ваши оправдания или суть принципов, мне нужен результат…

— Но я не психиатр…

— Мнение психиатров мне поступает три раза в день, мне нужно ваше мнение опытного человека, умеющего читать намерение других, понимание истинного направления их мыслей, цели, в конце концов. Здесь вам равных нет, среди тех, кто с ним общается.

— А профессиональная этика?

— Принципы моей профессиональной этики вполне допускают устроить вам большие проблемы, мне бы не хотелось этого делать, к тому же, вы прекрасно понимаете, что шансов у этого человека ноль…, хотя, если вы меня убедите, кое в чем, возможно, кое что поменяется, именно поэтому мне и нужно ваше мнение…

— Хотите сказать, что у меня нет выбора?

— Выбор есть всегда… Кстати, вот сейчас по моим расчетам, вы должны принять правильное решение — не задумывайтесь, примите мир насильственно извращенным, в том числе и вашими усилиями…

— Что могу и что позволит мне моя убежденность в справедливости, донесу до вас… И знаете еще что…

— Любопытно?…

— Такое впечатление, будто, что-то с моим подопечным произошло…, ну не знаю, будто над ним провели эксперимент, а теперь хотят узнать, чем он закончился…

— Доля правды в этом предположении есть — вы умный человек, но вины моей в этом нет. Я сам не могу понять, что произошло, а меня всегда бесит такое непонимание! То, что мне докладывают, не укладывается в обычные рамки. Психиатры — люди сами часто загадочные, а мне нужен трезвый взгляд опытного человека. На своих «подопечных», как вы выразились, вы многому научились…

— Интригующе звучит. Тогда встречная просьба…

— Прошу вас…

— Если мне, в свою очередь будет, что-то непонятно, я могу к вам обратиться, знаете ли, для меня все эти фокусы психиатрии сродни явлениям потусторонним…, а хотелось бы обойтись без мистики…

— Уверен, что в этот раз не выйдет. Предлагаю совместную деятельность.

— Договорились, но сразу предупреждаю — не в ущерб своему подзащитному…

Марина Никитична встретила Игнатьева в фойе:

— Здорово!

— Мое почтение, Мариночка!

— Ух, расстелился…, случилось чего, что ли?

— Думаю, это ты мне расскажешь — пол мира на ушах!

— И что же это за пол мира?

— Тебе лучше не знать…

— Тогда прямиком к Захару Ильичу…

— Нет, нет, мне проще с тобой…, ну хорошо… Мне нужно понять, что произошло с Буслаевым. На что я могу рассчитывать на суде во время защиты. Адекватность его, цельность натуры, интеллект, воля — подавлена или нет?

— Что-то я не поняла, а с чего ты взял, что были какие-то перемены. Мы ему ничего не колем, если только ты даешь… Прокололся…

— Да причем здесь это. Мне позвонили из прокуратуры, я уже во всю изучаю материалы дела. Поинтересовались состоянием здоровья и так далее… Не трудно догадаться…

— Не знаю, что там на самом деле, однако его стебануло знатненько… Понимаешь он ослеп полностью, причем не просто ослеп, ааа…, как бы поменял зрение физическое, нааа…, можно сказать, духовное, что ли… — Алексей задрал с силой голову наверх и чуть не закричав, еле сдерживаясь проговорил:

— Ну я же просил без мистики!

— Я тут не при чем, да и никто не при чем! Заснул, кстати, после встречи с тобой, нормальным, а проснулся… — смотри, если ты причем, будет беда…

— Да какой… Так-так, давай ка без подозрений…

— Леш, ну ты же понимаешь, что иметь отношение к такой персоне, как Буслаев — этооо, как минимум…

— Я осторожен и предельно внимателен…

— Ну сам смотри… — Она открыла дверь в кабинет, где временно расположился бывший директор центра, уступив свой новому:

— Захар Ильич, разрешите? Это мы с Игнатьевым — привела сразу, как вы просили.

— Добро пожаловать, Алексей Михайлович.

— Добрый день!

— Ну не очень то…, хотя все великое с этого и начинается. В двух словах. С нашим общим подопечным произошло, с точки зрения науки, необъяснимое, благодаря чему мы не можем теперь продолжать прежнее исследование по «реактивному психозу»…, потому исключаем его из группы обследуемых, но выходим с просьбой позволить нам выделить этого индивида в отдельное научное исследование, в связи с еще никогда не встречавшейся формой трансформации работы головного мозга. Мы хоте ли бы оставить его себе…, в смысле у себя в центре…, хотя, если станет известно о произошедшем с ним, тут очередь выстроится, и не только из отечественных клиник и институтов, но и большого числа иностранных.

— Иии… С чем мы имеем дело?

— Да кто его знает!

— Как так?

— У него ни с того, ни с сего появилось нечто отдаленно сравнимое с катарактой на оба глаза, заменившись другими средствами опознания окружающей среды…, причем настолько, что его мозг способен включаться в работу аж семнадцатью своими процентами, в то время, как мы с вами и семи не наберем!

— Так… Ну давайте так… Я то ему, как адвокат теперь нужен?

— Вот это мы…, с выяснения этого мы и начнем… Пожалуйте в исследовательский зал… — он у нас теперь все время под наблюдением, люди даже не хотят отрываться от работы, кушать даже ходят через раз. Вы себе не представляете, какой переворот может произойти — семь профессоров летят уже со всех континентов, только американца не пустили…

— Идемте…, кто начнет?

— По ходу пьесы сориентируемся…

Алексея привели к лаборатории, напичканной всевозможными дорогостоящими аппаратами, внутри которого лежал Буслаев. У стены бокса он остановился, небольшое окошко с толстым стеклом, позволяло рассмотреть несчастного, не входя внутрь. Игнатьев заметил спокойное лицо, без малейшего признака напряженности, как было прежде. На всякий случай он помахал рукой, но сразу разглядел, что глаза лежащего закрыты. Несмотря на это Буслаев сделал легкий кивок головок. Адвокат даже отпрянул:

— Он что видит с закрытыми глазами, или это тик?

— Он вас ощущает, но вот как, и каким образом — тайна… — Специалист, что-то быстро набирал на клавиатуре, постоянно извиняясь и ссылаясь на чрезмерную загруженность программы этим уникумом, поскольку она предназначена на более спокойное исследование, а с этим не за всем успевает, да и алгоритм прописан для людей с обычной активностью мозга, пусть даже с неординарными способностями, но не с такими вот, как у этого…