Алексей Шерстобитов - Дневники обреченных

А что же муж? Тут, читатель, мы с тобой станем очевидцами еще одного чуда, которые случаются не изредка, а ровно тогда, когда они полезны и спасительны.

В одночасье супруг больной бросил пить, именно эта привычка были основной причиной кажущейся несостоятельности мужчины, благодаря чему изменил свой взгляд на свои отношения к жене, и кинулся к женщине, которая сызнова начала для него значить целый мир, с пониманием его пустоты без нее.

Как восприняла супруга факт преображения своей половины, мы умолчим, ибо понятно из предыдущего текста ее предположения в отношении взаимосвязи доброго дела и его последствия, хотя и подчеркнем, что она оказалась способной услышать голос совести и сердца, в то время, когда и то, и другое, благодаря работе, затянулись коростой цинизма и равнодушия.

Услышать — вот что важно, а услышав последовать добрым увещеваниям, которые ничто иное, как необходимость ведущего участия в жизни нашего доброго начала. Незаметным подобное не остается, в любом случае Господь сторично воздает не только на Небесах, но и здесь на земле, но не там, где хочется сейчас человеку, а там, где для него спасительно и полезно.

Удивительно, но по выздоровлению, случилось так, что именно ее пригласили в Верховный суд, что бывает крайне редко, если вообще бывает, но что не возможно человеку — возможно Богу!

На новое место пришел уже не прежний федеральный судья, но счастливый человек, хорошо осознающий, что в жизни ее был поступок, приятный в очах Господа, что и стало для нее примером последующий жизни. Конечно, не было ровных путей на ее стезе, были падения и вздымания, были моменты печали, но возникали и те, с которыми, приходя в церковь, (а они с мужем начали посещать храм), возлагала их на алтарь, в благодарность за… Слава Богу за все!..

Без радости сообщим о судьбе Лейбы Григория Романовича, не смогшего перебороть, произошедший в его разуме смешение желаемого и действительного. Лжеправедливость не совершившаяся его руками, направилась против него, воплотившись в голоса, слышимые им раз от раза. Кто-то, постоянно ужасающий его своим появлением, постоянно высказывал свое неудовлетворение им, шаг а шагом ведя к последней черте, формируя вину, выглядевшую, как неповиновение высшим силам, что очень быстро переросло в поиск выхода, желания покончить с этими странными видениями. Наконец подошел день, когда явившийся во всей красе «прекрасный хромец» * (Падший ангел — сатана, по преданию, при падении на землю в озеро Чад, повредил ногу, с тех пор оставаясь хромым) блестящий ледяной притязательностью, обласкав несчастного повел его на смотровую площадку самого известного и величественного храма столицы, от куда велел кинуться вниз, обещая спасение, ведь любящих своих чад Господь спасает, дав Ангелам Свои заповедь сохранять и спасать. По его словам только такая жертва, принесенная Создателю, смоет весь позор, после чего откроется новая жизнь в вечности, которая оборвалась через несколько минут после касания о гранитные плиты разбившейся в дребезги головы, покончившего свое существование суицидом обвинителя.

Увы, души так только гибнут, ибо враг рода человеческого имеет лишь одну задачу — погубить, как можно большее их количество любыми путями, ибо нестерпимо дьяволу его одиночество в аду: и нет иной участи гордым, тщеславным, страстным, пошедшим указанным им путем, кажущимся широким, удобным и даже часто комфортным…

5 ноября 2017 года г. Липецк. ФКУ ИК — 6.

Что можно сказать о человеке, планирующем свои день, занятия, возможности, причем здесь нужно уточнить — планирующем именно от безысходности, что сродни попыткам приучить себя к этим навязанным насильно рамкам, которые можно принять условно полезными и верными, только одним путем — заключив себя в еще более узкие.

Буслаев, как мы помним, и так был лишен обстоятельствами необходимости иметь большое пространство вокруг себя, поскольку слепцы чувствуют себя более уверенными в небольших объемах, но этот факт, ни в коей мере не мог прибавить комфорта или удобств, хотя и делал любую маленькую площадь достаточной.

Ослепшим, Кирилл Самуилович довольно быстро привык существовать * (С греческого языка «существовать» — находиться под началом, что многое объясняет) больше в своем внутреннем мире, отвыкая от внешнего. Открытие следовало за открытием, их сравнения с видимым в мире зрячих, всегда было проигрышным для второго, что позволило достаточно быстро осознать свое положение не таким уж плохим, особенно с учетом предстоящего бытия в совершенно замкнутом объеме.

Потеряв зрение, он обрел возможность видеть внутренним оком души, что давало ему возможность проникать в самую глубину сути вещей. Он усмирил свой эгоизм, точнее принял за благо случившееся с ним, приведшее к покаянию, которое очень уничижает эго, что позволило выработать в себе смирение, а смиренным, то есть не зависящим от воли своего эгоизма, а потому более свободным, и значит, мудрым, он оказался способен ущемить себя в своих правах, большинство из которых ему действительно теперь не были нужны.

Такие выражения эгоизма, как пораженчество, чувство неполноценности, сомнения, подозрительность покинули его. Он перестал сравнивать себя с другими, а значит, соревновательность, как и зависть, и многое сопутствующее им, сравнялись с нулем. Любое место, куда он теперь не попал, было достаточным, даже если это было последнее из тех, которые хотел бы занять человек.

Итак «Гомер», как его теперь называли, чувствовал себя совершенно свободным внутренне, и как-то более полно осознал, что его никто не понимает, но он понимает все, от того любые ругательные слова, направленные в его адрес, он принимал с признанием, похвальных же сторонился, считая себя ничего подобного не заслужившим человеком.

Вот с таким вот багажом духовных устоев, в принципе готовым к пожизненному заключению, он был поставлен милосердием перед новым испытанием — длительным отбыванием заключения в условиях более свободных, чем тюрьма, в окружении многих людей, при отсутствии уединения и спокойствия, с надеждой окончания этих дней не на кладбище упокоившимся с статусе «пожизненника», а на свободе, где теперь, как он считал, места ему нет.