Виктор Баранец - Генштаб без тайн. Книга вторая

Присоединение России к Программе “Партнерства” на условиях “16+1” при соблюдении выдвинутых требований к ее участникам не только означало бы игнорирование ядерного статуса России, ее права самостоятельно решать вопросы обороны, но и существенно осложнило бы и без того трудную задачу поддержания в этих целях необходимого оборонно-промышленного потенциала…

Генерал П. Золотарев:

— Присоединение или неприсоединение к Программе — это прежде всего политическое решение, и оно не вырабатывается в Министерстве обороны. В Министерстве обороны под это политическое решение нарабатывается конкретное наполнение… Есть намерение идти по этому пути, и мы имеем такую ориентацию. Практические наработки в этом плане в Министерстве осуществляются…»

Слушая Золотарева, я думал о том, что после предателей самый опасный тип генералов — приспособленцы, угодливо работающие под некое «политическое решение» даже тогда, когда оно противоречит интересам России…

Вопрос об участии (или неучастии) России в Программе запутывался. Чем больше было разных точек зрения, тем труднее было Кремлю определиться. Руководство НАТО торопило Ельцина. Вскоре в Минобороны поступило из Кремля поручение президента. В нем Верховный Главнокомандующий предписывал военному ведомству и Службе внешней разведки «проработать параметры практического участия и реализации Программы “Партнерство во имя мира”…»

Пока МО, ГШ и СВР прорабатывали параметры, в весьма тревожное русло входила ситуация в Югославии. Однажды наступил момент, когда Москва получила серьезный повод по-новому взглянуть на своих будущих партнеров.

После того как натовские самолеты в 1994 году первый раз провели бомбардировки сербских позиций, многие наши военные и даже мидовские чиновники, до этого выступавшие горячими сторонниками присоединения к Программе, заколебались. Некоторые даже стали ставить вопрос о невозможности вступления России в Программу.

И Ельцин не скрывал своего недовольства карательными мерами натовцев против сербов. Клинтон в телефонном разговоре с российским президентом попытался убедить его, что бомбардировки были «единственно верными радикальными мерами», направленными на погашение конфликта. И что Москве не следует делать резких шагов, отходя от Программы.

И уже вскоре на одном из секретных документов, поступивших из ГШ, Ельцин собственноручно начертал: «Наверное, не стоит пока прямо увязывать события в Боснии и Герцеговине с присоединением к Программе НАТО, тем более что мы не форсируем этот процесс…»

Такая постановка вопроса выглядела дипломатичным компромиссом. Но, учуяв еще одну слабину Москвы, натовцы принялись еще безоглядней орудовать в Югославии. И тогда Москва решила хотя бы присутствием своих войск на Балканах дать понять НАТО, что Россию слишком рано списывать со счетов.

Всему этому была придана форма «совместной миротворческой операции».

В 1995 году при штаб-квартире НАТО в Монсе (Бельгия) начала работать группа российских офицеров, которая занималась организацией деятельности российских миротворческих сил в Боснии. То был явный знак перевода российско-натовских отношений в практическую плоскость, хотя в России дискуссия о проблеме расширения НАТО продолжалась и еще многое было неясно. Парламент потребовал от Генштаба разъяснения его позиций.

7 мая 1995 года на закрытые слушания по этому вопросу в Государственную думу был приглашен начальник Генерального штаба Михаил Колесников…

«КОНФИДЕНЦИАЛЬНО

Из выступления начальника Генерального штаба Вооруженных сил РФ генерал-полковника Михаила Колесникова

7.05.95.

Стенограмма

— Если… будет… у них решен вопрос о ходе расширения НАТО за счет стран Восточной Европы, даже с учетом того, что, допустим, ну наши ближние соседи — Украина, Белоруссия — пока не войдут, то баланс резко нарушится в пользу стран НАТО. Тем более что мы уже провели большие сокращения по Договору об ограничении обычных вооружений в Европе…»

У «них» вопрос уже был решен.

Украина первой присоединилась к Программе НАТО «Партнерство во имя мира». Чуть позже свою подпись от имени России под этим документом поставил министр иностранных дел Андрей Козырев. Правда, в своей речи на церемонии подписания документа в Брюсселе он неожиданно заявил, что в Программе мы будем участвовать на основе индивидуального партнерства «Россия — НАТО» и что членство РФ в Североатлантическом союзе будет поставлено под вопрос, если альянс двинется на Восток за счет присоединения стран бывшего Варшавского Договора.

Генералы НАТО смотрели при этом на Козырева с видом опытных людей, иногда разрешающих детям почувствовать себя самостоятельными.

Уже никакие патетические заклинания Козырева о «великой державе», о необходимости наделить ее особым статусом в НАТО не могли повлиять на положение дел. Натовские генералы открыто стали говорить, что Москва должна сразу же забыть и думать о каком-то «праве вето» на расширение НАТО или на другие решения альянса.

На следующий день в российском Генштабе происходили весьма странные разговоры между генералами и офицерами — никто толком не мог сказать, на каких именно «дополнительных условиях», о которых говорил Козырев, Россия вступила в Программу и вступила ли она туда вообще? Главный мозговой трест армии в очередной раз был в неведении относительно маневров МИДа.

Я обратился с просьбой к офицерам Управления военного строительства и реформ, которые участвовали в подготовке минобороновских документов для вояжа Козырева в Брюссель, с просьбой дать внятные разъяснения. Они напускали на себя многозначительный вид и мямлили что-то туманное: «Понимаешь, старик, не все так просто. Подписи Козырева еще не все значат. Да и МИД нам всего не говорит…»

В очередной раз проявилась старая болезнь нашей внешней военной политики: стратегические решения по глобальным оборонным вопросам принимались в келейном кремлевско-мидовском кругу. У меня все чаще складывалось впечатление, что внешняя военная политика России была приватизирована МИДом, а Кремль лишь утверждал мидовские предложения, слабо вникая в их суть.

А ведь еще очень многое было неясно.

Еще не дали своего согласия на вступление в «Партнерство» соответствующие комитеты Государственной думы. Еще не пришли к окончательному и согласованному выводу Министерство обороны и Генеральный штаб. Еще не изложили по этому поводу свою точку зрения Совет безопасности, Служба внешней разведки и многие другие компетентные инстанции.

А Козырев уже побывал в штаб-квартире НАТО и все утряс.