Виктор Баранец - Генштаб без тайн. Книга вторая

Но на этом легендарный русский бардак не кончался. Таинственную фразу о каких-то непонятных России и ее армии «условиях» вступления в Программу НАТО все чаще стали повторять не только Козырев, но и министр обороны, и начальник Генштаба. Я понимал, им надо было демонстрировать лояльность. Этого требовали правила игры. Они, как сказал на закрытых парламентских слушаниях генерал Павел Золотарев, «имели ориентацию».

Весть о том, что Козырев в Брюсселе сумел заставить натовских генералов принять «дополнительные условия» Москвы по участию в Программе, вселяла в души генштабистов смутный оптимизм: значит, мы «не сдаемся с потрохами», а встреваем в это дело с чувством собственного достоинства. К тому же представителям Генштаба на Смоленской площади втолковали, что фраза Козырева о том, что Россия вступает в Программу НАТО «на определенных условиях» означала не что иное, как предоставление Москве права вето при голосовании. Это было очень похоже на победу…

А 19 марта 1994 года Генштаб услышал вот это сенсационное сообщение.

Агентство «Интерфакс»:

«…Премьер-министр РФ Виктор Черномырдин после встречи в пятницу в Москве с министром обороны США Уильямом Перри заявил, что Россия сознательно присоединяется к программе НАТО «Партнерство во имя мира», не выдвигая НИКАКИХ УСЛОВИЙ…» (выделено мной. — В.Б.).

Вот тебе, Виктор Степанович, и Юрьев день!.

Глава правительства говорил одно, глава МИДа — другое.

Через полтора года, в конце сентября 1995-го, Черномырдин в весьма резкой форме выскажется против продвижения НАТО на Восток. О вступлении России в этот блок уже не было и речи.

Мы пожинали червивые плоды собственной беспринципности.

В нашей возне с НАТО в 1993–1994 годах меня больше всего поражало то, что и Ельцин нередко не имел самостоятельной и четкой позиции по этой проблеме. Просматривая некоторые мидовские бумаги по вопросам внешней военной политики, я раз за разом убеждался, что наш президент где лучше, а где хуже выступал в роли мидовского ретранслятора. Механизм выработки внешнеполитических стратегических решений в военной области был не только несовершенен и узок, но и чрезмерно субъективен.

Очень часто судьба глобальных военных вопросов отдавалась на откуп личной воле Ельцина. Так приходило понимание того, что сосредоточение в руках Президента — Верховного Главнокомандующего почти всех рычагов управления внутренней и внешней военной политикой имеет много минусов. Даже очень здоровый и очень умный президент был физически не в силах переваривать гигантские объемы стратегической информации и самостоятельно принимать единственно правильное решение.

А если учитывать, что Ельцин то и дело болел, что на его плечи взваливались сотни и тысячи других неотложных вопросов, то можно представить, как легко он мог ошибаться. Думаю, не случайно Ельцин все чаще международные вопросы стал «перегружать» на своего помощника Дмитрия Рюрикова, что создавало еще одну бюрократическую инстанцию между Ельциным и МИДом.

А в Генштабе многие уже давно испытывали недоверие и к Козыреву, и к Рюрикову и часто открыто говорили о том, что сомневаются в их способности проводить жесткую российскую политику. Козырев дал не один повод уличить его в мягкотелости и уступчивости Западу. О Рюрикове поговаривали, что его дочь замужем за одним американским деятелем (называлась фамилия Саймса).

Эта информация вызывала уже не только пикантные пересуды, но и легко объяснимые подозрения.

В Генеральном штабе внимательно отслеживали все точки зрения ведущих российских политиков, политологов, экспертов, аналитиков по проблеме Россия — НАТО. Часто голова шла кругом от мешанины в мыслях и выводах таких «экспертов», причем занимающих довольно видное положение. Например, в одной и той же заметке «Интерфакса» (23.4.94) сообщалось, что, по мнению президента Центра проблем национальной безопасности и международных отношений Сергея Рогова, «России следует присоединиться к Программе НАТО «Партнерство во имя мира».

А чуть ниже тот же Рогов утверждал:

«Присоединение к Программе «Партнерства» может окончательно подорвать и без того хилый Договор о коллективной безопасности СНГ».

Еще через восемь месяцев Рогов окончательно «прозревает»: «Военные расходы России составляют на сегодня 5 % от военных затрат США и 3–4 % от расходов НАТО. В результате выполнения Договора о сокращении обычных вооружений в Европе военный потенциал Североатлантического альянса превысил российский втрое. В случае вступления в НАТО стран Восточной Европы российский военный потенциал будет превышен вчетверо…»

Вот и разберись теперь в позициях такого эксперта.

В России много умных людей, но, когда дело доходит до принятия конкретных решений, часто почему-то принимается наихудшее из них.

…Я рассматриваю одну из секретных генштабовских карт. На ней условными знаками изображены военные базы и объекты НАТО, расположенные вблизи России и других стран бывшего СССР. В осеннюю сырую пору точно так же облеплен опятами большой пень. Всего по миру разбросано почти 5000 натовских баз, объектов, центров. Россия может противопоставить им десяток своих баз в ближнем зарубежье и пяток в дальнем.

Полуторамиллионной (1996 г.) Российской армии противостояла натовская армада, которая была в четыре-пять раз сильнее. И при этом американцы интенсивно подталкивали нас к кардинальному сокращению стратегических ядерных вооружений, вынуждая постоянно делать уступки и пугая урезанием финансовой помощи нашим экономическим реформам.

Это называется «справедливое партнерство»…

— Бьюсь об заклад, после расширения НАТО его баз вокруг России наверняка станет еще больше, — говорил мне полковник Валерий Чебан, — и первыми они появятся в Польше или Прибалтике.

Он служит в Центре военно-стратегических исследований Генштаба и ведет российско-натовскую проблематику. У него светлая голова, которая по праву заслужила называться «докторской». Чебан часто пишет аналитические документы, которые нередко вызывают у некоторых наших руководителей испуг и недовольство. И полковник слышит советы:

— Мягче надо, мягче!

Он ничего не смягчает. Мне нравится читать его честные аналитические материалы:

«…К границам России приближаются не совместные промышленные предприятия или иные объекты созидания, а инструменты войны, разрушения в виде группировок, вооружений и всего того, что используется в современной войне. Анализ собственно военной стороны дела позволяет уже сегодня высветить отнюдь не радужные перспективы для России, которая, как известно, чаще всего подвергалась нападению извне именно в “смутное” для нее время…»