Евгений Гришковец - Узелки

Когда утром того дня я проснулся, бабушки дома не было, она уже ушла на работу. Я встал, что-то съел, вышел из дома во дворик, размышляя о том, чем бы заняться. Вариантов было немного: либо пойти поискать мальчишек, либо побродить по Гавани одному, ну или остаться дома.

Выйдя во двор, я ощутил необычную духоту и тишину. Деревья не качались и не шелестели, кузнечики не звенели, птицы не свистели и не летали. Зной, духота, неподвижность и тишина. Помню, что мне стало не по себе.

И вдруг налетел сильнейший порыв ветра. Приоткрытая дверь распахнулась, едва не сбив меня, и затрещала. Ветер и меня столкнул с места. Полетели на землю вёдра, кастрюли, стоявшие на садовом столике, упал и разбился глиняный горшок, крышка от ведра быстро-быстро покатилась в огород… Порыв на несколько мгновений стих, но за ним налетел новый и уже не стихал. С улицы принесло пыль и мусор, надо мной пролетела газета, за ней какие-то бумажки. Я секунду думал, не побежать ли мне спасать утварь, но испугался, схватился за дверь и, собрав все свои силы, закрыл её, оказавшись дома. Я спрятался. Слышно было, как звенят стёкла в оконных рамах. Замок я повернул дважды. Дверь дрожала. А потом в доме резко стало темно, и на крышу громко свалился невиданной силы дождь.

Помню, я пробежал по дому и закрыл все форточки, а потом притащил стул к одному из окон, встал на него коленями, упершись локтями в подоконник, и стал смотреть на стихию, от которой был отделён стеклом.

Я видел, как упали прибитые водой все растения в огороде, как канавки между грядок очень быстро наполнились водой, а потом и грядки ушли под воду. Канава за калиткой и забором сначала забурлила, а потом вышла из берегов. Улица превратилась в реку. К тому же стало темно как вечером.

Моё воображение мгновенно нарисовало картины потопа, я представил себя плавающим на столе. Было понятно, что бабушка никак не может вернуться и никто не сможет прийти на помощь, зови не зови. Мне стало до холода в пальцах и животе страшно, но завораживающе интересно одновременно.

Ливень, не сбавляя мощи, продолжался не очень, но достаточно долго, чтобы везде, куда я мог дотянуться взглядом, оказалась вода и чтобы я успел заскучать и перестать уж очень сильно бояться. Закончился он, как говорится в таких случаях, так же, как начался. Внезапно. Раз – и всё. И стало тихо. Мне сразу же захотелось скорее из дома, чтобы всё увидеть.

Я отыскал бабушкины резиновые сапоги, в которых она иногда работала в огороде, сунул в них ноги и, растопыривая пальцы на ногах, чтобы сапоги не свалились, пошёл к двери.

Вода стояла выше крыльца. Ещё немного – и она пошла бы под дверь в дом. Двор, огород, клумбы – всё было затоплено. Сарайчик, который стоял на земле без фундамента, казался корабликом, низко осевшим в воду. С деревьев громко капала вода. Из соседских дворов доносились голоса и ругань. Сапоги были очевидно бесполезны.

Бабушка в мокром выше колен платье, запыхавшаяся, прибежала вскоре. Она добиралась босиком, забыв об опасности поранить ноги. Я стоял на крыльце в её сапогах, когда она, страшно взволнованная, открывала калитку. Бабушка долго обнимала, ощупывала, хвалила меня и плакала. После этого она стала хвататься за всё подряд – то за вёдра, то за кастрюли, потом охала, глядя то на огород, то на сарай, потом снова стала меня обнимать и снова плакать.

– Ладно… – сказала она, отдышавшись и успокоившись, – пусть всё пока побудет как есть… А мне надо вернуться на работу, там бедствие… Ты сильно испугался?

– Нет, – соврал я. – Я все форточки закрыл… И дверь.

– Герой! – сказала бабушка и расцеловала, намочив мне лицо не высохшими слезами и губами, я сразу стал утираться ладошками. – Ты моя гордость!.. Посиди дома. Никуда не ходи. Некуда сейчас пойти… Вон чего сотворилось. Ох и работы будет невпроворот… Ну, я побежала… Посиди дома… Ничего не включай… Провода все в воде… Энергию сейчас включать нельзя…

Она ушла, как и пришла, босиком. Я остался один. Делать было нечего, и я попросту уснул. Натерпелся.

Спал не знаю сколько. Когда проснулся, за окном было всё то же, что и когда засыпал. Который был час, не знаю. Тогда смотреть на часы, интересоваться и думать о времени ещё не вошло у меня в привычку и жизненное правило.

Когда я снова вышел на крыльцо, то сразу увидел, как сильно отступила вода. Обе ступени уже не были ею скрыты. Грядки в огороде виднелись длинными островками, размётанные ветром вёдра и кастрюли можно было теперь собрать без труда.

Но главное, что я увидел, открыв входную дверь, это несколько лягушек, сидевших на крыльце. Маленьких. Блестящих. Как только я открыл дверь, они прыгнули с крыльца, плюхнулись в воду и поплыли. Это было неожиданно, крайне необычно и интересно. Выйдя на крыльцо, оценив обстановку, я разглядел, что лягушки были везде. Все одинакового размера.

Во дворе лягушки плыли, сидели на разных предметах, в огороде копошились на грядках, бултыхались в канавках. Им не было числа. Я поглядел на улицу. По асфальту текли потоки, но середина дороги уже показалась из воды. И там тоже везде скакали лягушки. Они все двигались в одном направлении. Зрелище было невероятное.

Не помню, где и когда я читал о том, что такие явления случаются. Бывают массовые появления лягушек. С чем это связано, не помню совершенно. Но явление сие изучено, и оно случается в разных регионах и даже на разных континентах время от времени. Но тогда я этого не знал и смотрел на происходящее как на необъяснимое чудо.

Выследить и поймать хотя бы одну лягушку было удачей. Это удавалось мне тем летом всего-то пару раз. Вечерами, когда солнце садилось и жара спадала, они квакали в высокой траве возле канавы, которая шла вдоль забора. Нужно было проявить терпение, выдержку, ловкость, чтобы изловить осторожную лягушку. Было приятно посадить её в таз с водой, рассмотреть, попробовать скормить ей бабочку или муху и, убедившись в том, что под контролем она есть не станет, отпустить обратно.

А тут я увидел бессчётное количество великолепных лягушек. Они выглядели лучше, чем пойманные мною. Эти были маленькие, чистые, гладкие и шустрые.

Я позвал бабушку, хоть и без того было ясно, что она ещё не вернулась, и страшно засуетился. Нужно было найти удобную ёмкость, чтобы сажать в неё пойманных лягушек. Для этого подошла плоская жестяная банка из-под консервированной селёдки. Бабушка её использовала для чего-то в огороде. Если бы я взял для лягушек кастрюлю или таз, бабушка вышвырнула бы его вместе с лягушками, сказала бы, что никогда не возьмёт его в руки и что я – вредитель, испортивший хорошую вещь.

Сначала я гонялся за скачущими лягушками по двору. Поймал штуки три. Их, конечно, кругом сновало много, но они были ловки, выскакивали из-под самой руки. Те, что сбегали в огород, становились недосягаемы. В огороде ещё стояла вода, а земля и грядки превратились в трясину. Тогда я решил выглянуть на улицу и посмотреть, что делается на дорожке и в канаве возле забора. То, что я там увидел, привело меня в восторг.