Итальянец - Матрица Справедливости [СИ]

Пока Тони подыскивал ответ, Дон схватил трубку:

— Мария! Найди мне Фредди, быстро! — Фредди явно ждали неприятности.

— Да. Так что у тебя? — Дон Мауро снова повернулся к Тони.

— Мы готовы заменить Бастона. Люди уже на местах. Нужен товар.

— А ты шустрый. Заменить Бастона хотят многие. Когда в городе узнают, сюда выстроится очередь.

— Я надеюсь, что мы сможем найти решение. Мы деловые люди, — гордо сказал Тони.

— Мы, — подчеркнул Дон Мауро, — деловые люди. Про вас пока не знаю. Что ты предлагаешь?

Выходя из ворот виллы Сарди, Тони почувствовал, что взмок. С трудом сдерживая себя, чтобы не вытворить на радостях что-нибудь глупое, он зашел за угол, убедился, что за ним не следят ни люди, ни видеокамеры Дона, и дал волю эмоциям — неграциозно, но энергично подпрыгнул, дернув в воздухе всеми конечностями, и издал торжествующий крик.

Он нарочно пошел пешком и решил сделать крюк. Это его город. Ну, не весь. Но это только начало. Год назад, после долгих пререканий и за немалый отступной он отделился от Дика, взяв у него в аренду небольшой квадрат за Девятой авеню. А теперь вся нижняя западная сторона принадлежала ему. Дик и помощники за решеткой, все его худшие люди тоже, а лучших он переманит.

У входа в парк совсем еще молодой нищий тряс мелочь в стакане от кока-колы. Попрошайки раздражали Тони — сидят, воняют. Нет, чтоб работать. Но сейчас он не глядя вытащил из кармана купюру и кинул ее в стакан. Ему нравилось думать, что это по меньшей мере десятка. Но это был доллар. Нищий промычал что-то вслед. Даже поблагодарить как следует не могут, — брезгливо подумал Тони и ускорил шаг. Надо было приготовиться к приему товара.

Эдвард застал королеву на полу, в бурой луже, с залитым кровью лицом. Он поднял ее на руки и понес к кровати. Голова Элеонор бессильно свесилась, тело содрогнулось, и отвратительный сгусток влажно выкатился изо рта на пол.

Пожилая полная гречанка с ужасом забилась в угол, сжимая в руках пузырек. Эдвард подбежал к ней с бешеными глазами и затряс: «Что ты ей дала?» Старуха залопотала, но он не понимал ни слова. Он распахнул дверь:

— Кто-нибудь понимает по-гречески?

Никого не было, только несколько перепуганных амазонок Элеонор жались к стенам. Греческого они не знали.

Он наказал Марте не отходить от королевы и влить в нее, если возможно, воду. Резко схватил знахарку за руку и вытащил из комнаты. Слетел по лестнице. Старуха болталась сзади, причитая и задевая углы. Выбежал из дворца и ринулся вправо. Ворвался в кузницу.

Константин, огромный и устрашающий в не раз прожженном черном халате, повернулся к Эдварду с молотом в руке. За его спиной виднелся очаг с раскаленными углями, а рядом лежали клещи. Охватив все это взглядом, старуха истошно завопила. Константин вопросительно посмотрел на Эдварда.

— Успокой ее. И выясни, что было в этом пузырьке, — знахарка так и не выпустила его из рук.

Кузнец долго говорил успокаивающим голосом. Старуха постепенно утихла и наконец ответила.

— Это ее секрет, — перевел кузнец. — Шесть поколений ее семьи…

Эдвард не стал слушать про старухиных предков.

— Шесть поколений? — заорал он, решительно подошел к очагу, схватил тряпкой клещи и окунул их концы в угли. Знахарка снова завизжала и быстро заговорила.

— Уксус, — перевел кузнец, — ростки овса, семена белены, листья… как это по-французски — такие желтые цветы…

Эдвард старался ничего не забыть.

— Глаза лягушки. Чесночный отвар. Толченый жемчуг, — продолжала тарахтеть старуха…

Когда, перечислив десятка два трав, кореньев и внутренностей животных, она стала повторяться, Эдвард бросил ее и кинулся в город. Он без труда нашел нужный квартал. Серые глиняные хижины с маленькими окошками. Пустые улицы. Ни единого ребенка. Тощие мулы, непонятно что клюющие куры и запах безнадежности.

Наконец он увидел человека. Старый гончар, склонившись над кругом, ласково и бесцельно мял бесформенный кусок глины. Элиазар окликнул его. Старик не слышал. Элиазар подошел ближе. Поздоровался. Гончар равнодушно посмотрел на него и вернулся к работе.

— Я ищу врача, — сказал Элиазар. Еврейские слова показались ему странными на вкус.

— Здесь нет врача, — ответил гончар, не поднимая головы.

— Аптекарь? Цирюльник? Кто-то вас лечит?

— Здесь нет врача, — устало повторил старик. — Здесь никого нет. — Он вдруг уставился прямо на Элиазара. — Вы убили мою жену.

— Мы? — отшатнулся Элиазар.

— Вы. Франки, германцы, норманы. Кто вас разберет. Грязные язычники. Охотники за костями. Я стар. Я вас не боюсь. Мне уже все равно.

— Стой, — Элиазару наконец удалось вставить слово. — Я еврей. Я же говорю с тобой на твоем языке.

— Ты еврей? — старик, казалось, поверил, и тут его взгляд уперся куда-то ниже подбородка Элиазара, и тот кожей почувствовал серебряный крестик, подаренный ему Элеонор.

— Это… — он прикрыл крестик рукой, — я выдаю себя за христианина. Меня зовут Элиазар Леви из Малмсбери.

Старик недоверчиво посмотрел на него.

— Это в Англии, — поспешил добавить Элиазар.

— В Англии… — недоверчиво повторил гончар, — аптекарь живет вон на той улице. Третий дом справа. Только он все равно тебе не поможет.

Аптекарь был так же стар, как и гончар. В этом квартале все были стары. Помогать он действительно отказался.

— Я заплачу, — сказал Элиазар и тут же понял свою ошибку.

— Ты заплатишь? — завопил старик, и голова его затряслась. — А кто заплатит за мою дочь? Кто заплатит за Израэля и его семью? — он затряс клюкой, указывая куда-то через дорогу. — Дикари… Идолопоклонники… Детоубийцы.

— Я еврей…

Это не имело значения. Голос старика, взвизгнув, перешел в рыдание. Он плакал в голос, как плачут женщины на похоронах и очень маленькие дети. Несколько голов высунулись из соседних дверей. Пожилая женщина увела старого аптекаря в дом, укоризненно взглянув на Элиазара. Он постоял какое-то время, растерянно глядя на закрытую дверь. Город населяли в основном греки, а он был невысокого мнения о христианских врачах, особенно после случившегося. А сам он не имел представления, что делать. Он повернулся и побежал назад, во дворец.

Он только миновал соседний дом, когда его окликнули. Кричала женщина. Та самая, что увела аптекаря в дом.

— Он хочет видеть тебя.

Старик стоял у двери с размазанными по лицу слезами. Он стал рассказывать, произнося еврейские слова на греческий манер, всхлипывая и задыхаясь.

— Я был врачом. Хорошим врачом — не то что эти ваши христианские невежды, — он жестом остановил Элиазара, который опять хотел возразить. — Я лечил принца Роджера и его детей.

— …И нынешних тоже, — добавил он сквозь зубы, кивнув на дворец.