Итальянец - Матрица Справедливости [СИ]

— …А в ту ночь у меня на руках умерла девочка. Дочь принцессы Констанции. Ей было восемь лет. Ее звали Адриана. Я ничего не мог сделать. Никто бы ничего не смог сделать! — старик повысил голос, как будто его упрекнули.

— …Бедную девочку все любили. В ту ночь плакал весь дворец. А наутро Констанция обвинила меня. Она совсем взбесилась от горя. А этим головорезам только того и надо было. Они перед этим ходили воевать с эмиром… Они все время с ним воюют. Пришли потрепанные, так что у них руки чесались подраться. А мусульмане или евреи — какая им разница? И они пришли сюда.

— …Убили мою дочь. И еще многих. Сожгли синагогу. Раввина заставили молиться их идолу, а потом тащили за ноги за лошадью. Меня оставили жить. Зачем?

Аптекарь уставился на Элиазара, ожидая ответа на этот невозможный вопрос.

— С тех пор я никого не лечу. Зачем лечить людей, если их убивают? Но моя жена — добрая женщина. Она сказала помочь тебе. Мы уже старые. Нам нечего больше бояться. Я все равно не пойду с тобой. Но я могу посоветовать. Что произошло?

Элиазар рассказал, стараясь не забыть ни одного ингредиента старухиной смеси.

— Воевать. Казнить, жечь, ломать. Это они умеют. Лечить — нет, — он ушел в дом и вернулся с пузырьком. — Этим смажь ей тело. Особенно живот. А это, — он протянул Элиазару тряпичный мешочек, — свари и давай ей выпить. Если на то Его воля — она выживет. Не забудь помолиться.

Элиазар поблагодарил старика, твердо решил его навестить, и рванулся в сторону дворца, но лекарь окликнул его:

— Если ей станет хуже — беги от них.

Элеонор так и лежала без чувств. Эдвард не мог оторвать взгляда от ее рук. Бледные, неподвижные, старые — они бессильно лежали на одеяле. Он взял ее за запястье. Жар. Пульс слабый.

Марта с отчаянием в глазах остужала лоб Элеонор смоченной в воде тряпкой. Только сейчас Эдвард заметил Альберта, королевского лекаря. Тот шагал из угла в угол, совершенно убитый, и остервенело молился.

— Если она умрет, мне тоже конец. Так сказал Его Величество. Его Величество не знает, что произошло. Все боятся сказать. Я тоже боюсь. Ему сказали только, что Ее Величество умирает…

Эдвард выставил его за дверь, а мешочек с травами швырнул Марте:

— Свари, быстро!

Он остался один. Открыв пузырек, он задрал широкое платье Элеонор. Превозмогая стыд, стараясь не смотреть на беззащитное тело, он вылил пахнущую болотом темную гущу на руку и начал втирать в живот королевы.

Дверь открылась. Вернулась Марта. Она вскрикнула, прикрыв рот рукой, увидев Эдварда над голым телом королевы, покрытым черно-зеленой жидкостью. С трудом успокоив ее, он приказал продолжать. Приподняв голову Элеонор, он влил ей в рот зловонный отвар.

Иерусалим встретил остатки Христова воинства линялым камнем и восточным гомоном. Кирпичные фасады церквей нагло заполняли осыпающиеся колоннады. Всадники, носильщики с паланкинами, возницы с повозками кирпича и арабские торговцы сталкивались на перекрестках, устраивали заторы и ожесточенно ругались на десятке языков. Среди блистающих новизной золоченых крестов там и сям стыдливо торчали минареты.

Изумленно озираясь, Элиазар безуспешно пытался пробудить в себе чувство, которе привело его сюда. Этот варварский новый город не был Иерусалимом Соломона. Вокруг утомленные рыцари спешивались, чтобы припасть губами к выщербленным камням. Они нашли свой Иерусалим.

Чуть впереди поскрипывал на булыжниках королевский фургон. Из-за полога выглядывало бледное лицо Элеонор. Она пролежала без чувств пять дней, Эдвард не отходил от нее, не ел и почти не спал. А на шестой день, как только она в первый раз, пошатываясь, встала с постели, Людовик настоял на немедленном отъезде в Иерусалим. Занятый приготовлениям к битвам, он так и не узнал, что произошло с его женой.

Она все еще была очень слаба. И по-прежнему беременна.

В Иерусалиме Эдвард снова нанялся помогать кузнецу. У него как раз стали сносно получаться ножи, когда за ним пришли. Последняя повозка обоза только что скрылась за воротами города. Огромная разношерстная армия сразу с тремя королями во главе шла на Дамаск. Элеонор оставалась в городе. Она жила у своего родственника, графа Куэ.

Она немного округлилась за прошедшие два месяца. Совсем чуть-чуть. Можно и не заметить, если не знать.

— Я еще не поблагодарила тебя, — сказала она.

— Служить Вашему величеству само по себе является… — начал Эдвард, но она оборвала его.

— Завтра приходи сюда в полдень.

Назавтра британскому еврею Элиазару Леви был пожалован титул кавалера. В подарок от своего сюзерена — престарелого графа Куэ — он получил клочок аквитанской земли и меч, принадлежавший погибшему сыну графа. Элеонор добавила к этому позвякивающий мешочек, и приказала купить коня и приличную одежду, и явиться завтра за приказаниями.

Третье за последние полгода имя Эдварда звучало: кавалер Эдуард де Сан-Жак, по имени ветхой часовни, стоявшей на его земле.

— Французскому дворянину не пристало заниматься кузнечным ремеслом, — полушутя сказала ему Элеонор при следующей встрече.

Пока он размышлял о свободе французского дворянина по сравнению с самозванным лекарем, она продолжила, показывая на свой живот:

— Нам надо спешить.

— Вы же помните прошлый раз…

— Помню, — отмахнулась Элеонор со злостью. — Помню. Я рожу этого ребенка. Но не здесь. Мы едем на Синай.

Эдвард с трудом скрыл волнение. Синай. Земля Моисея. Вслух он сказал:

— Но разве это не земля халифа?

— На Синае есть монастырь святой Катерины. Там моя тётя, — у Элеонор везде были родственники. — Арабы не звери. Они пропускают туда монахинь. Значит, я стану монашкой, — она игриво хихикнула, снова посмотрев на живот. — А ты будешь моим слугой. Марта тоже поедет с нами.

Шесть дней они тряслись безжизненными мешками на спинах верблюдов среди одетых в белое бедуинов. Сначала по цветущей степи, потом по мертвой земле, которая казалась бы никому не нужной, если бы не обилие вооруженных людей. Караван вел смуглый лысый араб по имени Абдулла. Торгуясь, он поставил три условия: не брать оружия, каждому везти свою воду, ни с кем не заговаривать. На вопрос о еде он беспечно махнул рукой: «Аллах подаст».

Входить в монастырь мужчинам запрещалось. Эдварда поселили в домике для слуг сразу за воротами. Делать было нечего, и он бесстрашно исследовал окрестности. Забирался на вершины, молился, просто смотрел по сторонам. Если долго смотреть на песок, видно, как двигаются барханы. Ему нравились эти пустые холмы. Любой из них мог быть Синаем. Сам Моисей не отличил бы эти поросшие чахлыми кустами камни один от другого.