Евгения Батурина - Выход А [litres]

Стилист Надя подтвердила, что меха – это весьма экологично. Не можем же мы выйти голыми!

Кстати о голых. Антон однажды прислал мне фото своего обнаженного торса. И тут же удалил. А потом не ответил на уточняющие вопросы и вообще пропал. Книгу забросил, письмо с моими правками третьей главы проигнорировал. В издательстве были недовольны, мне звонил Роман Львович Крутов и просил как-то повлиять на нерадивого автора, но я только руками развела – что делать с человеком, который ни одно занятие в мире, кроме работы на телевидении, не воспринимает всерьез!

В качестве последней попытки я написала Антону в фейсбук: «Проявись, пожалуйста. Ты лишаешь меня редакторского гонорара». Видела, как он долго что-то печатает в ответ, но в итоге получила только: «Ок. Прости, Нафаня». Нафаней он меня не звал с прошлой жизни. Неужели так странно среагировал на заход с гонораром? Но ведь Антон прекрасно знает, что книжные редакторы, тем более внештатные, разовые, получают совсем мало и погоды мне эти деньги не сделают…

Кстати о деньгах. И снова немного об Антоне. Когда он прислал мне свое голое фото, я вдруг придумала, что подарить Гоше сразу на все прошедшие праздники. Нет, не альбом «Обнаженная Антонина: горячее, чем лампочки». А Кипр, вот что!

Мы не поехали туда из-за Антона. А в последнее время, когда в Гошину однокомнатную квартиру вернулась Таня, а из моей никак не уезжал в Белград Горан, нам вечно было некогда и негде побыть вдвоем. У меня лежал нетронутым гонорар, который я получила в конце года за перевод творожков. Кажется, его было пора потратить на что-нибудь хорошее. Я посоветовалась с Гошей и купила билеты в Ларнаку на 15 февраля, на три дня. Нам обоим было удобно – я успевала помочь маме с последними приготовлениями к свадьбе, у Гоши не было важных концертов, требующих его личного присутствия. А фламинго все еще гуляли в это время по соленому озеру – и, как мне казалось, очень ждали нас в гости.

Четырнадцатого я проснулась в Нехорошей квартире совершенно одна. Давно такого не было.

Мама с Владимиром Леонидовичем теперь жили то у него в Чертаново, то у нее в Белогорске. Горан вызвался отвести Кузю на утренний детский спектакль, и они уехали рано, чтобы встретиться в центре с Таней и Дорой Иосифовной и пойти вместе. Новых двоюродных братьев или музыкальных дуэтов в доме не появилось.

Я осторожно вышла из своей комнаты в коридор. В одной майке, между прочим, без штанов. Никого. Ходи сколько хочешь, можно даже бегать и устраивать эротические шоу.

Вместо этого я вернулась в комнату и надела штаны – в этой квартире лучше не рисковать и не искать приключений на свою беззащитную задницу. Наверняка кто-то в одной из комнат да завалялся, а если нет, скоро материализуется из воздуха.

Прилично одетая, я добрела до кухни. Заглянула в дрожащий энтузиазмом холодильник, нашла там кусок сыра, возрадовалась. Сварила кофе, хотела выпить его на кухне, но Горан с Кузей, видимо, утром спешили и не убрали посуду. А я не могу сидеть среди грязной. Мыть ее было лень – лучше уж потом, разом, вместе с кофейником и своей чашкой. Я взяла кофе, сыр и пошла гулять по квартире, искать идеальное место для завтрака.

И конечно, в итоге вышла на Белую лестницу. Села на продавленный диван, сделала глоток. В сотый раз подумала, что надо бы учинить здесь какой-нибудь ремонт. Все лучшие мысли и решения приходили ко мне на Белой лестнице, место чудесное, но неухоженное. Жаль, я не дизайнер. Зато кофе варить умею. А сегодня День святого Валентина. И человек, с которым я встречаюсь, не стал заводить скучных разговоров типа «ну какой это праздник, сплошной маркетинг» и мне не дал, хотя я и пыталась. Вчера Гоша сказал, что сегодня, к сожалению, работает весь день, но мы обязательно отпразднуем завтра, на Кипре. И забронировал апартаменты с синим балконом на море. Прислал мне утром ссылку на них и открытку с прыгающим ежом и сердечками. «Цветы не прислал», – шепнул мой внутренний пессимист, но я его почти не расслышала.

Зато услышала звонок в дверь.

О, может, все-таки прислал букет? (Но если нет, ничего страшного.)

Я открыла дверь и впустила плачущую женщину. С цветами, кстати. Но это был не курьер от Гоши, а соседка снизу Маша Струк. Та самая мать активного младенца Иннокентия, которую мы подло разбудили в Новый год.

Маша рыдала в букет. Видимо, давно – даже ее серая вытянутая майка хранила следы слез. И она была без Иннокентия, а такое случалось редко. На моей памяти никогда.

– Что случилось, Машенька? – спросила я.

– Муж-поздравил-с-Днем-святого-Валентина! – громко всхлипывая, выговорила она.

Так. Ну, не самое страшное, на первый-то взгляд. Должна быть причина для слез. Поздравил и бросил? Поздравил и назвал не тем именем? Подарил букет, на который у Маши аллергия, отсюда слезы?

– Как именно поздравил? – осторожно уточнила я.

– Завтрак красивый заказал. С клубникой, шампанским, сыром разным. Принес в постель, – Маша зарыдала еще горше. – И шоколадный фонтан поставил на стол!

Она вся затряслась. Размазывала слезы по лицу и шее, трясла головой. Я не вмешивалась, дала собраться с мыслями. Впечатлил ее шоколадный фонтан, ничего не скажешь.

– Поставил на стол фонтан, подарил букет и пошел одеваться на работу! И что мне делать?! Когда я съем этот завтрак в постели, а? Он вообще понимает, как я живу?

Я подумала, что сейчас будет уместно обнять Машу. Но постеснялась.

Нет, ей некогда было есть красиво сервированный завтрак. Ни в постели, ни на кухне. Сын Иннокентий либо сидел у нее на руках, либо везде за ней ходил и ползал, а если не видел маму больше трех секунд, требовал ее вернуть, переходя на ультразвук. И испытывал тягу к разрушению. И мало спал. А Маша, кажется, не спала вообще.

– Он вообще представляет, что может сделать годовалый ребенок с шоколадным фонтаном?! – плакала Маша. – Ему это игрушки, да?

У Маши Струк был хороший муж – к сожалению, не запомнила, как его зовут. Он много работал и старался помогать с Иннокентием. Но принести ей завтрак в постель и установить шоколадный фонтан – это как подарить человеку, живущему в пустыне, моторную лодку.

– Там уже все стены в шоколаде, – тихо сказала Маша, отплакавшая свое. – И в клубнике. И даже цветы он пытался съесть.

Видимо, не муж, а Иннокентий.

– А с кем сейчас ребенок? – спросила я на всякий случай.

– С мужем. Я устроила истерику и побежала к тебе. Он обутый в коридоре стоял. Разулся, наверно. А Кешка небось орет.

Я встала в арку на кухне. Отсюда было хорошо слышно, что происходит в квартире Струков. Тишина. Никто не орал и не звал маму.

Я спустилась на этаж ниже, постучала тихо в дверь. Машин муж сразу открыл – думал, что пришла она. Муж был в белой рубашке, испачканной шоколадом, на руках держал глазастого Иннокентия, который попытался вцепиться мне в майку.