Евгения Батурина - Выход А [litres]

Впрочем, этого и не понадобилось бы. Когда Лея появилась в кафе, стало ясно, что это она, звезда – как бы там ни морщилась главред модного журнала.

Лея была невысокая, ладная и аккуратная брюнетка, с короткой стрижкой и большими яркими глазами. Одета во что-то сложное, многослойное, серо-лиловое. Длинные серьги в ее ушах позванивали, тонкие руки порхали в воздухе – она сразу начала жестикулировать. Все кафе обернулось к ней и заулыбалось – и усталая официантка, и томный бармен, до тех пор искавший истину на дне бесконечно полируемого коньячного бокала, и немногочисленные посетители – юная пара и взрослый тучный мужчина. Пошло, конечно, так говорить, но певица Лея излучала свет.

– О, Антонина, что же вы не сказали, что вы рыжая! – восхищенно произнесла она и уверенно направилась к моему столику.

А, да, точно. Я рыжая. Точнее, не совсем: при определенном освещении превращаюсь в рыжую, в остальное время хожу обычной, русой. Мама говорит, у меня на голове скрытое золото. Видимо, свет певицы Леи это золото озарил.

– Что ж, вы мне пока еще тоже ничего не говорили, – пошутила я, встала и пригласила Лею сесть. – Как раз сейчас мы это исправим.

Она долго и вдумчиво читала меню, шептала губами, выбирала чай. Я не торопила: пусть телефон с диктофоном зарядятся как следует, а великий профи Антонина соберется с мыслями.

– Я готова! – громко сказала Лея, и официантка метнулась к ней молнией. – Пожалуйста, ройбуш «Йогурт с лимоном», чайничек. А чуть позже – тост с авокадо. Я дико голодная!

И она засмеялась красивым своим смехом, но моментально собралась, посерьезнела, посмотрела на меня:

– Извините. Поехали!

И мы начали интервью.

Собеседником она была легким и приятным, просто подарочным. На мои первые беспомощные вопросы отвечала максимально конкретно и развернуто, где надо, подсказывала мне, и вскоре беседа потекла водопадом. Мы говорили о важности импровизации, о больных связках, боязни сцены, любви к апельсинам и меду, школьной математике, институтских пьянках, солнечном затмении, игре в резиночки, этике Канта и войлочной брошке, которую Лея прикупила на съемке.

– Видите, нарцисс, – улыбалась Лея, поглаживая брошку. – Моя дочь их обожает. Надеюсь, ее психотерапевт это правильно поймет.

И смеялась, щуря глаза, которые даже при этом оставались большими.

– До тридцати двух лет я носила длинные волосы, – делилась она. – Когда забеременела, первым делом пошла в салон и срезала все к шайтану! Пришла домой, сказала мужу: у меня новости. Он-то думал, речь только о прическе. Потом обрадовался – прирожденный папа.

Сколько же ей лет, терялась я в догадках. Лезть в гугл мне казалось невежливым.

– А это не для печати, – сказала Лея, положив мне на руку свою узкую ладонь с ровными некрашеными ногтями. – Мы два года с мужем жили раздельно, но я вернулась. Попробуем заново, он вроде не против, предложил у него остановиться. О, отличный ройбуш, хотите попробовать, я попрошу вторую чашку?

– Спасибо, Лея, – я пожала ее идеальную руку. – Я, кажется, выпила слишком много кофе. А где ваш тост с авокадо?

– Лейсан, – поправила меня певица. – Можете звать меня Лейсан. Я требую свое авокадо!

Последнее она негромко проговорила уткнувшейся в телефон официантке. Та мгновенно подпрыгнула и побежала выращивать авокадо.

Интервью получилось замечательным. Из него можно было сделать сорок кавер-стори. На диктофонной записи Лея, или Лейсан, даже пару раз пела. Я предложила ей сымпровизировать на тему детских стишков, и она весело исполнила «Идет бычок, качается» и «Наша Таня громко плачет» на джазовый манер. Кафе было в восторге.

– Ну что же, Лейсан, – я поднялась с места, как только она проглотила последний кусочек тоста. – Я была страшно рада познакомиться. Это тоже не под запись!

И протянула ей руку.

Лейсан вскочила, порывисто меня обняла, предложила все-таки попробовать ее чай:

– И я безумно рада! Все так удобно получилось, и съемка, и интервью, и концерт. Заходите, кстати, меня послушать, если не устали, здесь недалеко. Вы прекрасны, рыжая Антонина, пейте ройбуш и будьте счастливы!

С этими словами певица Лея накинула пуховик мятного цвета и пошла на улицу. Я услышала, как она говорит в телефон: «Привет, я освободилась, все чудесно, милая девушка. Мне до тебя минут десять, но надо вещи забросить в квартиру…»

Милая девушка – это я. Я встала, довольная, из-за стола, положила чаевые поверх тех, что уже оставила певица Лея, влезла в куртку и проверила диктофон, как сделал бы любой, даже не очень подготовленный журналист. Разговор записался.

Я вышла на улицу, встала ногой в сугроб. Похоже, скоро весна. А сначала мне исполнится тридцать. Но жизнь идет, и порой даже неплохо – вот мне попалась, например, славная и умная героиня, о которой не стыдно написать.

Только внутри встал какой-то кол, я не понимала, с чего бы. Обычно ко мне так обращалась интуиция – вбивала в мою душу палки так, чтобы я не могла их не заметить и вытаскивала по одной. Но сейчас поводов для беспокойства вроде бы не было. Мама с женихом. Кузя с Гораном. Гоша со мной – едет завтра на Кипр. Сегодня работает, а завтра едет. Едет же.

«Заходите меня послушать, здесь недалеко», – сказала Лейсан.

«Мы с мужем жили отдельно, но я вернулась, и он не против».

«Он прирожденный папа».

«Мне до тебя минут десять, но надо вещи забросить в квартиру».

Мои ноги сами шли к клубу «22.20», я их не особо контролировала. «Чав-чав», – говорил снег, в который ступала нога человека.

«Можете звать меня Лейсан».

«Танина мама – татарка с почти непроизносимой фамилией».

Я открыла телефон, почти заряженный. Догадка пугала так, что руки промахивались, тыкая в клавиатуру. Я набрала в поисковике «Певица Лея».

«Лея, настоящее имя – Лейсан Айдаровна Кутлахметова, 21.11.1976 (39 лет), – прочитала я. – Джазовая певица и композитор. Страна: Россия. Профессия: певица, композитор. Жанры: джаз, джаз-рок, психоделик-рок. Рост: 162 см. Личная жизнь: Муж – Гойко Горанович Петрович, клубный менеджер, саунд-продюсер, радиоведущий, музыкант».

Как же так. Он ведь не музыкант, только хотел бы им быть. Сам говорил.

Наверное, мне надо было просто поехать домой, спокойно и гордо. А там все обдумать и написать Гоше сообщение – пишу я лучше, чем говорю. Он бы помолчал какое-то время, а потом ответил и все объяснил. А я бы поверила и поехала на Кипр.

Но я пошла в клуб, потому что именно туда несли меня ноги.

Я ими автоматически передвигала, и каждый шаг сопровождался новой отчаянной мыслью.

Нет, так не может быть. Он не стал бы мне врать. Боря сказал, что его друг Гойко – человек без подвоха.

Я бы заметила, если бы он… Он что? Решил съехаться с бывшей женой? А она и не бывшая. И он никогда не говорил, что они развелись. А я почему-то не спрашивала и не просила показать паспорт. И даже не знала, как зовут эту жену. Кузя однажды упомянул, что у Тани мама Саня. Саня – наверное, сокращенное от Лейсан. Милое домашнее прозвище.