Светлана Нина - История в зеленых листьях

Мира чувствовала какую-то недоговорённость со стороны Вари, которая придавала ей дополнительные измерения. Душа клокотала.

– Но ты же…

– Что?

– Снова… беременна.

Варя неотрывно смотрела на Миру без всякого удовольствия.

– Кто сказал тебе?

– Арсений.

Варя поражённо смотрела на неё.

– Милая, я не могу быть беременна, – отозвалась она, немного погодя и тяжело выдыхая. – Между мной и Арсением не было ничего, кроме разговоров.

Арсений вроде и сострадал людям, но при этом ярко видел их пороки и эти пороки не оправдывал, а высмеивал. Усталость мыслящего человека, ежедневно сталкивающегося с изъянами людей, была сперва понятна Мире. Она понимала многое в нём, что не хотела бы.

– Признавать свои пороки отнюдь не значит их исправить, – говаривал он. – Наоборот, некоторые упиваются ими и даже раздувают.

Заговорённый роман Вари и Арсения, тайна для Миры, в которую хотелось проникнуть, обернулся очередным тотальным непониманием двух автономных личностей.

Разгадка всплыла в череде пугающих необратимой явью будней. Арсений в силу каких-то туманных идей так и не решился переступить с Варей грань между зыбкостью платонического и страшащей бездной в глубине женского тела.

Арсений пытался убедить Варю, что таким образом он уважает её, и она даже верила, хоть с каждым днём сложившаяся ситуация всё больше внушала ей неуверенность и неприятные вопросы без ответа.

Арсений прилежно доказывал всем, что нежно заботится о Варе и превозносит её. Но она смутно ощущала, что он ищет лишь зеркало, в котором будет выгодно отражаться. Его толкала вперёд потребность прикасаться к лучшему себе, но всё же себе, а не другому в обличье женщины. Спаситель, отвлёкший от трагедии материнства, любил её, но будто как женское составляющее собственного эго.

Арсению донельзя противно было видеть в Варе живую женщину со своими неискоренимыми физиологическими процессами, вросшими в её плоть. Он не желал замечать, что она способна не только извлекать из своего тела боль и тычки, но и завораживать.

Неразгаданная любовь трансформировалась лишь в отторжение со стороны Вари. Мира удивилась, почему Варя не чувствует ещё желание мести на уровне более глубоком, чем позволяла признаваться себе.

Арсений обнял Миру. Она почувствовала такой желанный и так давно ожидаемый прилив нужности кому-то, заботы… но главенство порождает злоупотребление положением. Мира сузила глаза.

– Ты так и не можешь приспособиться и хотя бы на мгновение поверить, что существуют чистые чувства, лишённые двойного дна и подтекста? – сурово спросил Арсений, скрывая досаду.

– У каждого чувства есть глубинное объяснение. Ты прекрасно выразился. «Приспособиться». То, чем люди занимаются всю жизнь, изгоняют из себя искренность, а потом сжигают тех, кто посмел поступить иначе.

– Начинается…

– А по поводу чувств… Извини, не все однобоки. А те, кто не способен испытывать больше одного чувства одновременно, скорее всего, просто настолько эмоционально куцы, что даже не осознают этого.

Арсений расцепил объятия. Всклокоченная Мира рассеянно смотрела на него. Обнимал её большой красивый мужчина. Типичное изматывающее влечение… Что было в этих объятиях основополагающим – невытесненное сексуальное желание, потребность обрести второго отца, отобрать кусочек блестящей жизни Вари или насолить этой самой Варе, недосягаемой, ранимой, всеобъемлющей и ранящей? На мгновение Мира даже поверила, что её окутало исконное чувство защищённости – самое лживое чувство безопасности, тесно сопряжённое с манипулированием.

Мальчишка и мужчина… каждый был дорог по-своему. Но мальчишка не выдержал ответственности, а мужчина ею кичился.

Как странно его изначальная заинтересованность в женщинах перетекала на мужчин с женскими чертами… И он бежал от этого. А Мира, напротив, олицетворяла женщину с мужскими чертами. Почти то же самое – где только отыскать разницу и как прийти к конечной точке? Он был твёрдо убеждён в инфантилизме проявлений женственности, но как порой хотелось этого и самому, и в отношении тандема Миры и Вари.

– Ты – просто избалованная девчонка, которая вообразила, что может играться в либерализм и идиотские идеи психов прошлого с живыми людьми. С нами, чёрт возьми! Мы – не де Бовуар с Сартром, нам не нужны союзы с пятыми и десятыми. Нам хорошо и без тебя.

– За подобными идеями обычно кроется патологическая ревность.

– А что тогда кроется за твоими идеями? Распущенность? – усмехнулся Арсений.

Мира не обиделась. Обидеть её могла только Варя. Арсений же был просто мужчиной, олицетворением стихийного мужского начала, манящего своей неисследованностью, отличием от неё. Но в Варе были более тёмные глубины.

Мира начала расчёсывать руки до розоватых вздутий на поджаренной коже. Буйство пейзажа больше не искупляло. Зимой казалось, что, стоит только наступить недостижимому лету, и задышится легче… Но и лето, в свою очередь, приносило печаль итогов, только более эстетически выверенную.

– Ты никогда не понимал, что мы с ней значим друг для друга.

– В итоге вы объединились против меня.

– Как более незащищённые и подверженные критике общества за любой свой поступок, женщины, даже если внешне смиряются, втайне ищут пути сговора и мести. Хотя и могут быть недовольны друг другом сколько угодно.

Арсений молчал. Мире нравилось думать, что она убедила его, потому что сама далеко не была уверена в собственной правоте.

– Твоё патриархальное восприятие, где ты король, самый умный и привлекательный, пошатнулось, не правда ли? И переживаешь ты якобы о ребёнке, а на деле больше о потере контроля. А Варя нужна тебе лишь потому, что ты не смог при её сговорчивости высосать из неё весь ресурс и себя оставить победителем.

Арсений молчал. Его напряжённая шея пошатнула уверенность Миры, в которой она сама старалась убедить себя.

– Ты начиталась каких-то мнений, которые понравились тебе, потому что возвысили в твоих глазах твой пол, а значит, и тебя… И теперь бравируешь этой ерундой, чтобы зачем-то добить меня.

– Ну, мужчины же на протяжении всей истории только и делали то же самое.

– Да прекрати ты, в самом деле! Сколько можно говорить об этом?! Ты приехала, чтобы порассуждать о феминизме?!

– Конечно, – усмехнулась Мира, – зачем о нём рассуждать, если это разговоры о неудобном? Не прочувствованное на своей шкуре можно вымарать в обесценивании чужой борьбы. Если ты не можешь что-то объяснить, влезть в шкуру живых людей с другими проблемами, не надо орать, что этих проблем не существует, а уж тем более кого-то высмеивать. Это просто подло.