Мария Якунина - Восьмерка

Еще мне вспомнилось, как на Новый Год папа принес домой большой стеклянный шарик. Мама встряхивала шар, и в нем начинал идти пушистый блестящий снег. Потом мама поставила шарик рядом с горящей свечой, и шар стал золотого цвета. Я еще немножко посмотрела на капсулы-шары. Страшно больше не было.

– Ты чего, Восьмерка? – испугалась Лиза, когда я тихонько постучала в дверь, чтобы не будить ребят из соседних капсул. – Нам же нельзя выходить по ночам.

На кровати лежал включенный экранчик, и, кажется, Лиза смотрела на родителей, потому что оттуда доносились негромкие голоса.

– Мы должны придумать, как нам точно встретиться после Рождения, – сказала я, даже не переступив порог.

Лизка еще раз взглянула на экран и со вздохом нажала кнопку выключения.

– К маминому концерту готовятся, – пояснила она. – Мама репетирует, а папа ее платье отглаживает.

Я уселась на кровать и натянула одеяло до подбородка.

– Я сама об этом все время думаю. Мы знаем, что родимся в одном городе, раз все в одном Управлении оказались, а вот что дальше делать, чтобы друг друга узнать?

– Вот именно, – сказала я. – Мы же не зря здесь встретились и подружились. А теперь что – Родиться, тебя забыть и с какой-нибудь Настей дружить, потому что она в соседней квартире окажется?!

Я возмущенно тряхнула головой, и непослушные пряди волос начали лезть прямо в глаза, но под одеялом было так уютно, что не хотелось высовывать руки. Я начала усиленно дуть на волосы, так что даже щеки заболели.

– Тебя точно не забудешь, Восьмерка, – улыбнулась Лиза, глядя на мои старания. – Помнишь, что нам говорили на антропологии: «Не знал, да еще и забыл». Но мы-то друг друга знаем! Значит, вспоминать будет легче. Вообще я думаю, что все не зря. И что есть еще много чего-то, чего мы совсем не знаем.

Я думала, Лизка сейчас опять начнет – книжки, учеба, конспекты…

– Мне кажется, Восьмерка, что уже сейчас все совсем не зря. Есть что-то такое большое, общее и очень важное, что каждого из нас приводит к определенным событиям. Ну, то есть, может быть, кто-то уже заранее хотел, чтобы мы встретились и подружились именно с тобой.

– Ты хочешь сказать, что все вот эти из Управления следят за нами и специально все подстраивают? А мы на самом деле ничего не выбираем? – я аж задохнулась от возмущения.

– Нет, не совсем так. Да и Управление здесь ни при чем. То есть при чем, конечно, это все связано. Но есть и еще что-то главнее.

Лизка тоже забралась на кровать и залезла под одеяло.

– Я сама не до конца понимаю. Ну вот подумай. Мы же откуда-то здесь взялись, познакомились, привыкли друг к другу. Теперь мне нужно Появиться у мамы с папой. Но мне грустно расставаться с тобой и с… другими тоже. Но это не значит, что когда я Появлюсь, наступит конец всему, что здесь. Потому что кто-то про нас с тобой знает. И знает, что нам важно встретиться и потом. Понимаешь?

Я понимала с трудом, только чувствовала, что есть что-то ободряющее в Лизкиных словах. Какая-то надежда и уверенность. А Лиза продолжала.

– Я постоянно об этом думаю в последнее время. И знаешь, что еще поняла. Вот мы думаем, что Распределение – это очень плохо. Конечно, мы выбираем родителей и уже любим их. Но вдруг мы этим родителям не нужны, а очень нужны каким-нибудь другим.

Я не выдержала:

– Как это не нужны, если они наши родители?! Как ты можешь быть не нужна маме?

– Я не знаю, – Лиза потерла лоб, от напряжения у нее даже побелели пальцы. – Но мне кажется, что все устроено так, как нужно.

Эта мысль мне совсем не понравилась.

– И что теперь? Совсем ничего не делать? А зачем тогда мы вообще что-то там выбираем, решаем, если кто-то знает, как лучше? А Женька? – у меня сорвался голос. – Женька – это что, тоже лучше?

Лиза долго смотрела куда-то в одну точку, а потом тихо сказала:

– Я спрашивала у Смотрителя. А он сказал, что каждый узнает целиком только свою историю, а все другие нам не дано знать изнутри. И еще добавил, что мы не знаем, что бы ждало Женьку, если бы она Родилась. Я думаю, – Лизка еще сильней натянула одеяло, укутавшись почти с головой, – что, может быть, ей где-то сейчас хорошо.

Я тоже залезла под одеяло с головой и спросила шепотом:

– Лиза, помнишь, вы со Славой залезли в те файлы, которых в обычном Хранилище нету? Может, если мы побольше их почитаем, то лучше поймем, что к чему и что нам делать?

– Нет, – тоже шепотом ответила Лиза. – Я поняла, что лучше, наверное, этого не знать.

И я вспомнила, как на антропологии нам все время говорили: «Вы уже знаете очень много, теперь – думайте». Но думать сейчас совсем не хотелось. Я ужасно устала от этих важных и умных разговоров.

И мы с Лизкой стали просто лежать в темноте под одеялом, и она мне все рассказывала, как папа хотел помочь и чуть не прожег мамино концертное платье, а мама чуть не упала в обморок.

И уже совсем поздно ночью она рассказала мне про Сережу, как он ее всегда слушает, а она его. И как они читают вместе книжки и обсуждают их потом. И еще много чего – про маму Сережи, какая она хорошая, красивая и грустная, про кошку Мари, которая живет у родителей Лизы, и мама все гордилась, что она настоящая аристократка, а Мари взяла и вытащила из мусорного ведра объедки и разбросала по кухне. А я рассказывала, как еще давно, когда я могла смотреть на родителей через экранчик, бабушка пришла к нам домой, чтобы помочь маме с уборкой, и аккуратно разложила все папины провода от компьютеров, так что у него там все перепуталось, а потом чтобы загладить свою вину, приготовила пирог с луком. А папа терпеть не может лук. И еще про Ритку, про нашу будущую собаку и про то, как я буду ее выгуливать. Может быть, даже с Ритой по очереди…

И так мы проговорили до самого утра, пока не заснули на Лизкиной кровати под одним одеялом.

Я привыкла спать всю ночь, поэтому утром проснулась с трудом, но все равно потихоньку встала, накинула на мирно спящую Лизку одеяло и побежала к своей капсуле, на ходу заглянув пожелать Рите доброго утра.

В такую рань в Управлении еще никого не было. Я уселась прямо на ступеньки и стала ждать.

Старшая по выбору удивилась, увидев меня на пороге, но она, кажется, не хотела показывать, что мы с ней как-то особенно знакомы, потому что только суховато сказала:

– Здравствуйте! Подождите немного, я Вас вызову.

Пока я уже в третий раз сидела в этом коридорчике, дверь открылась и в нее робко заглянула незнакомая мне светловолосая девочка. Она уселась на другой край скамейки и стала теребить край своей пышной голубой юбки.

Старшая все не вызывала меня, и мы так и сидели молча, пока девочка вдруг не спросила:

– А как ты поймешь, что это твои родители?