Луис Урреа - Дом падших ангелов

Мама Америка взяла этот рожок и величественно, к общему изумлению зрителей, расстегнула ворот своего строгого синего платья. И засунула одуревшую птицу за корсаж. Старший Ангел никогда раньше не видел материных прелестей. Оказывается, природа щедро одарила ее манящей плотью. И она затолкала попугая в глубокую ложбину, пока тот совсем не скрылся с глаз, а напоследок поправила ему головку большим пальцем, устраивая поудобнее.

Приведя в порядок декольте, скомандовала:

– А теперь в Сан-Диего, мальчики!

Граница тогда выглядела совсем иначе. Не было стены. Не было дронов, тепловизоров, ничего подобного. Семейство де Ла Крус ожидал ряд деревянных домиков, где томились в духоте агенты Службы иммиграции и таможни. Они отчаянно скучали на своих табуретках, вдыхая бесконечные клубы выхлопных газов и с каждым днем становясь все циничнее, поскольку каждый водитель искренне заверял: «Нет, у меня в багажнике нет алкоголя!»

Старший Ангел подрулил к границе на своем «рамблере».

– Спокойно, – скомандовал он.

Мать сидела рядом, держа сумочку на коленях. Младший Ангел на заднем сиденье теребил в пальцах спичечный коробок, чтобы хоть немного отвлечься от ужасного предчувствия, что их всех сейчас засадят в федеральную тюрьму пожизненно. Гангстер-Бабуля излучала безмятежность, как тибетский монах.

Старший Ангел видел только живот таможенника. Отличный живот. Он колыхался за водительским окном. Исчез ненадолго, пока агент рассматривал следующую машину. Потом вернулся опять.

– Papeles, amigo? [282] Документы, дружище (исп.). – прозвучал голос офицера.

– Да, сэр, – ответил Старший Ангел. – У меня грин-карта. – И протянул волшебный билет в США.

Агент наклонился, показав румяное лицо. Взглянул на Америку:

– Papeles ?

Мать протянула паспорт:

– Pasaporte.

Румяная физиономия обратилась к Младшему Ангелу:

– А что у тебя, парень?

– Гражданство США, – бодро отрапортовал тот.

Агент похлопал по крыше машины и выпрямился, в окошке вновь возник его живот. Младший Ангел испугался, что этот здоровенный дядька сейчас выхватит пистолет и расстреляет их.

– Окей, – произнес живот. И заколыхался в сторону. – Хорошего дня.

Вот тут-то и проснулся попугай. Живот уже почти заканчивал разворот, как попугай решил заявить о своем неудовольствии.

«Куок!» – заверещал он.

Живот замер.

«Кии-йоук!»

Живот вернулся на место. Старший Ангел смотрел прямо перед собой, сжимая челюсти так, что желваки ходили по скулам.

«Йииииик!»

Румяное лицо агента опустилось к окну, появились изумленно вытаращенные глаза.

Мама Америка обернулась к нему с самым невинным выражением.

– Странно, не правда ли? – вкрадчиво проговорила она. – Удивительно, что бы это могло быть?

И тут ее бюст сам собой зашевелился. Глаза агента медленно вылезали из орбит. И вдруг, возмущенно стрекоча, из декольте выбрался попугай, нервно вертя башкой.

– Надо же, как интересно, – спокойно сказала Мама Америка.

Разъяренный, страдающий от похмелья попугай вырвался на волю, выскочил в открытое окно и улетел прочь, проклиная их всех. И все они – правительственный агент, подданные Мексики и американский гражданин на заднем сиденье – смотрели, как он упорхнул прямо на север, беспрепятственно преодолев границу.

Вернувшиеся женщины принялись усаживать Старшего Ангела в кресло.

– Прости меня, – сказал он, когда его покатили на улицу.

Младший Ангел шел следом.

– Это все неважно, hermano , – ответил он.

– Нет, важно.

Минни оставила Старшего Ангела в кухне, а сама побежала во двор собирать гостей.

Ангел улыбался сквозь боль, заложив руки за голову, – изображал непринужденную позу.

– Забавно, Carnal . Бывало в жизни так, что я голодал, ты знаешь? Бывало, что ел без остановки. Вот когда мы перебрались в эту страну, я ел. Все время. Разжирел! Поэтому Перла стала называть меня Флако. Смешно.

Младший Ангел смотрел, как по двору мечется тень Минни.

– Pero sabes que? [284] Но знаешь что? (исп.) – продолжал Старший Ангел. – Сейчас я опять голодаю. Ненавижу есть. Ем, чтобы накормить свой рак. От таблеток тошнит. Желудок постоянно болит. Но мечтаю о еде. Как будто мне опять десять. Серьезно. Совсем не мечтаю о сексе, только о карнитас и тортильях.

Тень Минни пропала.

– Ну… ладно. О сексе я тоже все время мечтаю, – признался он. – Вот они, великие мечты Мигеля Ангела. Свинина в тортилье. И задница. На случай, если будешь писать обо мне книгу.

– Надо бы.

– Точно, надо.

– Pinche Ангел.

– Вывези меня наружу, – попросил Старший Ангел. – Не хочу здесь торчать.

Младший Ангел аккуратно покатил брата к главному входу.

– Я всегда был грозен и велик, – объявил Старший Ангел.

– Поехали уже.

– Скажи-ка, – Старший не унимался, – Пато говорил, что мой отец готовил тебе. Правда? И какое блюдо было фирменным?

– Чили.

– Чили? Типа чили, как у гринго? – Старший Ангел был потрясен.

– Я называл это «чили-привет-инфаркт».

– Mas. Detalles, por favor [285] Дальше. Подробности, пожалуйста (исп.). . – Он жаждал подробностей.

– Сначала сковорода и много масла, – принялся рассказывать Младший Ангел. – Он нарезал и обжаривал красный лук. Жарил, пока не станет прозрачным. Потом высыпал пакетик риса.

– Риса!

– Обжаривал рис, добавлял помидоры и чеснок. Держал на огне, пока рис тоже не станет прозрачным, потом подливал воду и томатный соус.

– Рис по-испански.

– Точно. Пока рис томился, он доставал другую сковороду.

– Ага. – Старший Ангел раскраснелся. Он будто слушал порнографический рассказ.

– Шинковал еще лук, затем поджаривал пять свиных отбивных.

Вернулась Минни:

– Папа!

Старший Ангел предупреждающе вскинул палец. Указал на стул. Вздохнув, Минни села. Кивком он велел брату продолжать.

– Когда отбивные и рис были готовы – нужно было постоянно подливать воды, чтобы выкипала, – он укладывал в кастрюлю фасоль и остальные ингредиенты. Пережаренную фасоль. Погоди. Это еще не все. В конце он нарезал кубиками фунт сыра «Монтерей Джек».

– Нет! – возмутился Ангел.

– Нет, – удивилась Минни.

– О да. И перец. Потом битый час всё помешивал варево. Пока сыр не растворялся окончательно и не склеивал это месиво. Откровенно говоря, больше пары вилок съесть было невозможно. Никому, кроме отца. А он мог умять громадную тарелку. А на следующий день ел это холодным. Клал на тосты, в тортильи, наворачивал прямо из кастрюли.