Кейтлин Моран - Стать Джоанной Морриган

Я упихиваю все в корзину для белья, несу к себе в комнату, слушаю и разделяю на две стопки: в одной стопке – все, что мне нравится, и, стало быть, я не буду об этом писать, потому что нельзя (Я ЖУРНАЛИСТ, А НЕ ФАНАТ), в другой – все, над чем можно глумиться, подвергая моральному осуждению и жесткой критике всякого безответственного проходимца, норовящего поразить воображение неискушенного британского юношества, чтобы мы тратили на него свое время и деньги.

Где-то на третьей неделе этого нового изобилия я иду в туалет на середине очередного альбома, возвращаюсь к себе и с удивлением вижу нежданного гостя: Крисси. Он сидит на полу, роется в моей музыкальной корзине.

– Привет, – говорю я.

Я действительно удивлена. Крисси ни разу не заходил ко мне в комнату после тех достопамятных сеансов сатанинского онанизма. На самом деле, после тех достопамятных сеансов сатанинского онанизма мы с Крисси особо и не разговаривали – даже когда я попыталась разрядить обстановку, пошутив насчет «необузданного сатанинского онанизма». Крисси просто поставил на стол пачку с хлопьями, тяжко вздохнул и вышел из комнаты.

Еще одно печальное последствие необузданного сатанинского онанизма состоит в том, что теперь я не могу думать о сатане во время мастурбации. Теперь Князь тьмы неизменно ассоциируется у меня с обиженным Крисси – и это пугает.

– Привет извращенцам, – отвечает Крисси, по-прежнему роясь в моей корзине.

– Что ты…

– У тебя есть «Bee Gees»? – спрашивает он.

– Кажется, где-то были «Лучшие хиты», – говорю я, указывая на стеллаж. Сооружение из досок и кирпичей, точно такое же, как и в комнате Крисси. Но у Крисси на полках стоят горшки с саженцами, а у меня – сотни дисков. Крисси встает и идет к стеллажу. Я смотрю на него.

– Я вчера пересматривал «Бриолин» и вспомнил заглавную песню, – говорит он, разглядывая диски на полках. – Мне срочно нужен «Бриолин».

Я беру с полки диск и подхожу к магнитоле. Поставить? Крисси кивает, продолжая разглядывать полки. Я ставлю диск.

– А есть «Velvet Underground»? – спрашивает Крисси. Комната наполняется звенящими, плотными, экстатическими аккордами «Бриолина». Я стою в уголке и тихонько приплясываю.

– В последнее время у них ничего не выходит, поскольку они распались еще в семьдесят третьем, – говорю я. – Но можно сделать запрос, и тогда мне пришлют.

– Я в курсе, что они больше не выступают, – говорит Крисси, бросив на меня испепеляющий взгляд. – Я заметил, что они не появляются «В прямом эфире», и суслик Гордон их больше не объявляет.

– Суслик Гордон не объявляет вообще никого. Он неговорящий.

– Он мог бы показать жестами , – говорит Крисси, складывая у меня на столе стопку дисков. – Он мог… ткнуть лапой в Лу Рида.

– Так ты что… увлекаешься музыкой? – говорю я, плюхнувшись на кровать.

– Я всегда увлекался музыкой, дурында, – говорит Крисси. Я опять вспоминаю, как мы с ним перепели «Сексуальное преступление» группы «Eurythmics». На второй день Рождества. Для толстой бабули. Когда она еще не умерла. Крисси говорит правду. – Просто мы с тобой слушаем разную музыку. Я, знаешь ли, тоже хожу в библиотеку.

– Подумать только, – говорю я. – Эй, погоди. Это не ты меня опередил с новым альбомом «Smashing Pumpkins»? Я все еще жду заказ.

– Я не слушаю «Smashing Pumpkins», – говорит Крисси. – С ними вообще ничего не сделаешь .

– А что делают с музыкой?

– Под нее танцуют. «The KLF», «Pet Shop Boys», «Public Enemy», Айс-Ти, «NWA».

– Хип-хоп? Ты любишь хип-хоп? Откуда ты знаешь о хип-хопе?

– Я читаю журналы.

– Ты читаешь «D&ME»? Ты читаешь мои обзоры?

Вот это новость. Совершенно безумная, невероятная новость. Крисси ни разу в жизни не заводил разговор о моей работе. При одной только мысли, что Крисси тайком читает мои обзоры, я готова плясать от счастья – я себя чувствую Брюсом Уэйном, когда Вики Вэйл мимоходом упоминает, что она влюблена в Бэтмена.

– Нет, я не читаю «D&ME», – говорит Крисси, пренебрежительно взмахнув рукой. – Ты только не обижайся, но это какая-то хрень… как будто сидишь в одном классе с дюжиной будущих подражателей Фонзи и они сейчас передерутся из-за магнитофона. Я люблю музыку , Джоанна. Я читаю фанзины. Мне нравится «Спасибо».

«Спасибо» – крупнейший мидлендский фанзин. Его пишет и издает Зизи Топ. Это его основная работа на стороне. Собственно, Зи получил место в «D&ME» именно благодаря своему фанзину. Журнал стоит 50 пенсов, и в последнем номере вышла большая, на две тысячи слов статья с искрометным обзором альбома «Гангстер старой закалки» Айс-Ти. Зизи пишет, что это «злой, разъяренный, воинственный фанк – как будто Бутси Коллинз удирал от полиции на краденой тачке, и у него взорвался бензобак, и он выскочил из горящей машины, весь опаленный, уже без волос, с автоматом в руках и готовый к бою».

Зизи пишет только о тех музыкантах, которых любит. За исключением Стинга, с которым ведет затяжную воображаемую войну. Зизи пишет, как настоящий фанат. Вот почему он до сих пор остается самым непрезентабельным автором в «D&ME». Однажды я слышала, как Кенни назвал его «групи».

– «Спасибо»? Спасибо, не надо, – сказал Кенни, после чего истерически расхохотался и поручил Зизи очередное задание: написать отзыв о выступлении очередной никому не известной инди-команды в каком-то очередном провинциальном гадюшнике. Кажется, где-то в Дерби.

Но вернемся к нашему разговору с Крисси.

– Э… – говорю я ему. Просто не знаю, что еще можно сказать. Мне никогда даже в голову не приходило, что брат, может быть, и не относит меня к числу своих самых любимых авторов. Момент, прямо скажем, неловкий. Я размышляю, не извиниться ли мне еще раз за былые сеансы сатанинского онанизма – просто чтобы хоть что-то сказать, потому что молчание уже затянулось, – но Крисси сам понимает, что надо хоть как-то сгладить неловкость. Он выразительно смотрит мне прямо в глаза и наставляет на меня указательный палец, резко взмахнув рукой. Начинается следующая песня: «Я останусь в живых».

Крисси идет ко мне, изображая крутого танцора на показательной дискотеке. Все еще немного обиженная, я делаю ему знак: не подходи. Но как-то неубедительно.

Протянув руку под моим плечом, Крисси выключает свет. Мы с ним часто устраивали Затемненные дискотеки, когда были помладше. Мы гасили весь свет и танцевали под «Жарче июля» Стиви Уандера, в темной комнате, чтобы не видеть друг друга и танцевать от души, не стесняясь своих корявых движений и некрасиво трясущихся задниц.

Я всегда буду танцевать в темноте с Крисси. Он навечно записан в мою бальную книжечку. В зеленом свечении индикатора на магнитоле я нахожу припрятанную бутылку «MD 20/20», отпиваю глоток и предлагаю бутылку Крисси – он думает долго, почти минуту, а потом все-таки пьет.