Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

И вот одним субботним днем, когда мы плыли по A50 на ненадежном «хиллмане хаски», мама сказала:

– Поехали в «Вулко», закупимся как следует?

Учитывая сказанное выше, мы подумали, что, наверное, это будет кстати. И согласились. Потому что хотя неудачный поход в большой магазин всегда вгонял нас в депрессию и выводил из равновесия, то удачный означал, что мы сможем есть на завтрак яичницу с тостами и целую неделю нам не придется жевать галеты с маргарином, а Дебби будет наслаждаться кормом для активных собак.

Мы поехали в магазин и загрузили тележку необходимыми продуктами и кое-какими вкусностями. Все вроде бы шло хорошо, и похоже было, что нам удастся довести дело до конца, как вдруг мама сказала:

– Нет, я на это неспособна, для меня это слишком, пошли отсюда.

И сестра, как обычно, запротестовала:

– Нам нужны продукты!

– Я не могу, – сказала мама, – мне нужно срочно выйти.

– Но, мама, мы уже почти у кассы.

Они немного поспорили, но в конце концов мы бросили тележку возле стеллажей со стиральными порошками и поехали домой с остановкой в «Красном рикше», где заказали «острый сет для двоих без говядины», как всегда в таких случаях. По дороге домой сестра сделала меткое замечание:

– Когда мы уезжаем из магазина, ничего не купив, мы всегда берем китайскую еду навынос.

– Это потому, что дело идет к ужину, а еды нет, – сказал Джек.

– Вот и я о том же, это всегда происходит в одно и то же время.

– И что? – спросила я.

– В это время у женщин средних лет и душевнобольных всегда падает настроение, это же классика, – сказала сестра.

Вы, возможно, подумаете, что маме было приятно услышать такое и она развеселилась, но нет, она велела сестре прекратить нести чушь. А потом мы подъехали к дому и увидели невероятное и прекрасное зрелище: кучу пакетов возле нашей двери. Семейная упаковка туалетной бумаги, корм для активных собак и большая упаковка порошка для стиральной машины-автомата. Это были наши покупки, те самые покупки, которые мы только что бросили в «Вулко».

Мама выбралась из машины и потрясенно уставилась на пакеты. Затем она посмотрела налево, а потом направо. На мгновение я подумала, что она рассердится. Но она просто не могла прийти в себя от изумления.

– Как ты думаешь, Лиззи, что это значит? – спросила она.

– Я думаю, это значит, что кто-то увидел, как мы бросили тележку, – сказал Джек.

– Наверное, – согласилась мама.

– И они отвезли тележку на кассу, расплатились и доставили покупки сюда, – сказала я.

– Это значит, что они знают, где мы живем, – сказала сестра.

– Но они не могли следовать за нами, мы же заезжали к китайцам, – сказала мама.

– Они знают нас, – сказала я.

– Прямо как в «Детях железной дороги», – сказала сестра. [18] Роман Эдит Несбит.

– О боже мой, и правда, – сказала мама.

И тут у всех на глаза навернулись слезы.

Мы разгрузили пакеты с нашими прекрасными покупками, как только доели китайскую еду. Нам уже так давно не доводилось разгружать столько сумок сразу – это была забытая роскошь, – что Крошка Джек перечислял все вслух: «Кукурузные хлопья, блинчики, “Мистер Фреш”, шампунь от перхоти, “Якобс”, кастильское мыло…»

И ни разу не заикнулся.

– «Робинсонс», «Бердс», «Фэйри Бентос»… – пел он.

– «Фэйри Бентос»? – спросила сестра. – Это что такое? – И она взяла коробку из рук Джека.

Это была круглая жестяная коробка, в которой лежал слоеный пирог с говядиной в подливе. Но мы не клали его в тележку. Наверное, пирог добавил наш благодетель в качестве специального угощения. И если бы мы только что не съели «острый сет для двоих без говядины» из «Красного рикши», мы бы расправились с пирогом.

Мы пытались представить, кто бы это мог быть. Папа? Бабушка? Викарий? Чарли? Мистер Ломакс? Мистер Олифант? Мистер Лонглейди?

На следующий день я с крайним изумлением увидела у двери Мелоди Лонглейди. Без сумки. Мы теперь уже совсем не были соседками (а после ссоры из-за сумки даже подругами), и то, что она стояла у нашей двери, означало, что она дошла до самого края деревни, а потом рискнула углубиться в микрорайон «Платаны» и отыскать дом. И она была в бордовом спортивном костюме, и никаких бус.

– Привет, Мелоди, – сказала я.

– Привет, – сказала Мелоди.

– Ты что, бегала? – спросила я.

– Нет, а что? – ответила она.

Такой странноватый и официальный разговор продолжался до тех пор, пока я не пригласила ее в дом и мы не прошли в нашу часть гостиной. Мы так и не разобрались с диваном, но был у нас небольшой упругий матрас, на котором мы все сидели, когда смотрели телевизор. Я плюхнулась на него, и Мелоди плюхнулась рядом со мной. Телевизор я включить не могла, потому что экран так и показывал лишь мельтешение крапинок.

– Как вам новый дом? – спросила Мелоди.

– Замечательно, – ответила я.

Мелоди выглядела так, словно принесла мне по-настоящему плохие новости. Кто-нибудь умер, или она увидела своего отца голым. Но на самом деле она просто удивлялась увиденному и услышанному – про то, что случилось с нашими питомцами. Я не хотела рассказывать ей про них, но когда она вышла на задний двор, чтобы посмотреть на морских свинок, и увидела в клетке всего лишь несколько уховерток, выбора у меня не оставалось. Я спросила, все ли у нее в порядке.

– Просто я увидела тебя здесь, и зверюшек больше нет. – И она начала перечислять все минусы.

Конечно, я вполне понимала, что Мелоди имеет в виду и что у нее легкий шок, а потому заверила, что всем животным нашли новых хозяев и они никогда не были так счастливы, ведь теперь их пичкают вкусностями скучающие пенсионеры или же они на ферме охотятся на крыс. И что мы тоже вполне счастливы.

– Здесь близко аптека, – сказала я.

Тут я вспомнила, что после недавнего чуда с покупками у нас на кухне полно еды, и, чтобы приободрить Мелоди, предложила ей стакан какао и шоколадку с апельсиновой начинкой, и она согласилась.

– Вы когда-нибудь вернете себе прежний статус? – спросила она.

– Скорее всего, нет, – сказала я, – мама ничему не училась, кроме как жить, как мы жили, поэтому она работает водителем фургона в прачечной.

– Я знаю, мы видели ее в фургоне, – сказала Мелоди, – она, должно быть, до смерти ненавидит эту работу.

– Она ее не ненавидит, но это работа, а на работе никогда особо хорошо не бывает, – сказала я.

– Она и сейчас в фургоне? – спросила Мелоди.

– Нет, – я указала на перегородку из ДСП, – она там спит.

Мелоди нахмурилась, а потом произнесла нечто такое, чего я никогда не слышала и что произвело на меня глубочайшее впечатление, мне пришлось приложить большие усилия, чтобы не уткнуться в подушку и не расплакаться.

– Мой папа, – прошептала она, – думает, что твоя мама – самая замечательная женщина из тех, что он когда-либо встречал, все потому, что она продала дом и устроилась на эту ужасную работу, водить фургон.