Нина Стиббе - Человек у руля [litres]

Я рассказала мистеру Холту всю историю, и он, слушая меня, отложил газету, чтобы ненароком не заглянуть в нее. Закончив, я попросила его совета. Он был сбит с толку и даже почесал голову, что доказывало его растерянность. Он так долго молчал, что я подумала, что он уже забыл мою историю.

– Как вы думаете? – спросила я и повторила суть проблемы: – Переписываться мне с Джорджиной или нет?

– Не знаю, милая, думаю, что тебе нужно самой решить, – сказал он и снова принялся читать газету.

И такой ответ мне очень даже помог.

Мистер Холт и мама медленно обменивались историями своей жизни, а нам она передавала обрывки из его рассказов. Он был уроженцем Восточной Англии. Ему было 33 года, но он казался старше из-за своих начальственных манер и любви к дисциплине и порядку. Как единственный ребенок пожилых родителей, он вырос эмоционально самодостаточным и поднимал шум, лишь когда видел, что кто-то ленится.

Нам с сестрой было ужасно интересно, что же мама рассказала ему о себе. Только вообразите: трудолюбивый сторонник дисциплины и она . Но что бы мама ему ни рассказала, их отношения крепли.

Одним субботним утром сестра подняла эту тему.

– А мистер Холт знает о тебе, и всех твоих таблетках, и т. д.? – спросила она.

– Да, знает, – ответила мама. – Я ему рассказала.

– И он ко всему этому нормально отнесся?

– Да, и в перспективе мы вдвоем с этим разберемся, – сказала мама.

– То есть вы пара? – спросила сестра.

И как-то так получилось, что да. Хотя у них было так мало общего – только любовь к крикету и абсурдистскому юмору, – вскоре мистер Холт переехал из своей квартиры в наш порушенный домик. Вещей с собой он привез совсем немного, только кое-какую одежду, книги, инструменты, матрас и баллончик средства от коррозии WD40.

Мама обсудила с нами перемены. Она предупредила, что, возможно, нам понадобится некоторое время, чтобы притереться друг к другу, и что иногда мистер Холт будет стремиться к одиночеству, но нам не следует принимать это на свой счет, просто ему нужно побыть одному и послушать радио в спальне. Она также указала, что мистер Холт нетерпим к небрежности и что лучше нам поберечь время и энергию и сразу все делать аккуратно.

Мистер Холт тоже обсудил с нами перемены.

– Вы, вероятно, заметили, что я довольно часто бываю здесь, – сказал он.

Мы ответили, что заметили.

– Это вы подобрали наши покупки в «Вулко» и привезли их нам? – спросила я, желая раскрыть эту тайну, раз уж он уделил нам внимание.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Мы так подумали из-за пирога в жестянке, которого точно не было в тележке, когда мы ее бросили, – сказала сестра.

– Да, – сказал Джек, – а мы заметили, что вы любите такие пироги.

– О, – удивленно сказал мистер Холт, чем себя и выдал. И продолжил речь о переменах: – Итак, вы, должно быть, уже заметили, что я довольно часто здесь бываю, и хотя я полагаю, что это не ваше дело, но скажу, что мы с вашей мамой вроде как хотим вести совместную жизнь вместе с вами, и я надеюсь, что вы не возражаете.

Мы кивнули и стали ждать продолжения. И он сказал, что если это так (если мы не возражаем), то он хотел бы вверить нам свою судьбу и посмотреть, не получится ли у нас поднапрячься и переехать в дом чуть побольше, ничего особенного, просто с дополнительной спальней.

– Что-что вы хотите нам вверить? – мужественно спросил Джек.

– Мои накопления, мое средство от ржавчины, – сказал мистер Холт, в этот момент державший в руке баллончик WD40, – и, конечно же, самого себя.

– А на что вы копите? – спросил Крошка Джек.

– Наверное, копил на новую машину, – ответил мистер Холт, – но передумал.

Итак, мистер Холт стал человеком у руля. И вначале он вел себя именно так, как он вел себя с мамой в первые месяцы ее работы в «Подснежнике», – сущий кошмар, педант, зануда, стоглазый брюзга. Вместе с ним в доме появились совок и веник, и мистер Холт сказал: «Ну вот, теперь вам придется подметать пол, никаких оправданий». И он спрашивал, почему у нас всегда столько грязного белья (мы знали, что лучше не говорить, что от стирки воздерживаемся по сугубо личным причинам); он настаивал на необходимости начищать обувь до блеска хотя бы раз в неделю, повторяя, что умер бы от стыда, выйдя из дома в грязных башмаках, – никаких оправданий этому нет (в отличие от истрепавшихся воротничков или сбитых каблуков, с которыми уже ничего не поделаешь). В доме завелся крем для обуви в баночке с изображением цветущей вишни и две пушистые обувные щетки, поскольку философия и самоуважение мистера Холта основывались на сверкающих башмаках.

Я не буду притворяться, что мама была счастлива, но она была в порядке. Я также не буду притворяться, что мистер Холт был чрезвычайно милым, он таким совсем не был, но он жил с нами и открывал дверь, если кто-нибудь звонил, – вроде невелико дело, но для нас оно многое значило. Он ограждал нас от забот, которые нас не касались, но рассказывал нам то, что нам следовало знать, и хотя характер у него был непростой, он обычно вспоминал о своем достоинстве, прежде чем дело принимало совсем неприятный оборот.

Он заботился о нас и заботился о будущем, и ради него он сумел породить в нас самоуважение, о котором сестра упоминала давным-давно, когда я с излишним энтузиазмом относилась к таблеткам. И теперь я признаю, что самоуважение куда выигрышнее таблеток.

Я хотела бы закончить эту книгу словами, что человек у руля нам оказался не нужен.

Какой бы это был мощный финал: мама сама встала у руля и прекрасно справлялась с жизнью без посторонней помощи! Но дело в том, что никто не может справиться с жизнью один, – если он по-настоящему один. За всеми этими смельчаками, которые справляются сами по себе, на самом деле стоит целая толпа людей, которые их любят, которым они нравятся, которые желают им добра и беспокоятся за них, которые говорят им добрые слова, и подбадривают их, и постоянно помогают. А маме, пока не появился мистер Холт, такой поддержки явно не хватало.

Мистер Холт стал членом нашей семьи, и нам бы хотелось, чтобы он был повеселее и чтобы иногда снимал свои ежовые рукавицы, а также пореже делал устные предупреждения. Но теперь, оглядываясь назад, мы понимаем, что эта линия поведения была совершенно необходима и мистеру Холту не оставалось ничего иного, как требовать от нас уважения, опрятности и соблюдения приличий, а иначе мы бы не стали его слушаться и, возможно, ничего бы так и не получилось.

Много воды утекло с тех пор, и много чего еще можно рассказать, но, думаю, вы будете рады услышать, что мистер Холт по-прежнему живет с мамой – хотя и в другом месте, куда мы все переехали, – он по-прежнему стоит у руля, и в доме образцовый порядок.