Джульет Греймс - Семь или восемь смертей Стеллы Фортуны [litres]

Кармело прошагал с ней до машины, распахнул пассажирскую дверцу, сел за руль. Его лицо еще горело. Должно быть, Кармело кипел от ярости. Или переживал прилив стыда?

До Бедфорд-стрит ехали молча. Возле дома Кармело вышел из машины и помог выйти Стелле. За ней он проследовал к крыльцу. На звонок открыла Ассунта.

– Почему вы так рано? Вы ж в кино собирались!

– Стелла неважно себя чувствует, – процедил Кармело. В прихожую шагу не сделал, так на придверном коврике и стоял.

– Доченька, что с тобой? Где болит? – заквохтала Ассунта, беря Стеллу за плечо, разворачивая к себе.

– Ничего страшного, мама. – Отвращение к себе и ярость накатывали волнами, попеременно. Разве Кармело больше ничего не скажет? И что дальше? С ним покончено – или как? – Я, наверное, переела. Пойду прилягу.

Кармело чуть коснулся шляпы, глянул сначала на Ассунту, затем на Стеллу.

– Благодарю за прекрасный вечер. Надеюсь, тебе скоро полегчает.

Голос был ровный, бесстрастный. Кармело надвинул шляпу поглубже и шагнул с крыльца.

Ассунта сделала страшные глаза. Явно тщилась вообразить, что там у дочери с женихом не заладилось.

– Отвечай, Стелла, почему вы так рано вернулись?

Ответа не последовало. Стелла метнулась мимо матери, прямиком в туалет, где ее стошнило гамбургером.

Четыре ночи подряд после свидания Стелла просыпалась в холодном поту – ей снился ее личный кошмар. Стелла дошла до того, что боялась засыпать. Когда дальнейшее бодрствование стало казаться невыносимым, кошмар отступил.

Кармело Маголиери больше на ужин не оставался. Высадив Тони на Бедфорд-стрит, он даже в дом не заходил поздороваться. Стеллина стратегия принесла желанные плоды.

Тина и Ассунта устроили ей скандал. Тони подбил глаз, и целую неделю Стелла ходила с фингалом. Она его даже не запудривала. Подумаешь, рассосется. Главное, Кармело больше не опасен. Стелла его отвадила. Можно расслабиться. Конечно, сохраняется вероятность, что Тони будет ее и дальше сватать. Ха! При такой-то конкуренции за выживших парней Стелле практически ничего не грозит. Основной претендент устранен и, конечно, новых поползновений не предпримет. А с прочими, если они вдруг появятся, Стелла сладит и подавно.

Получив американское гражданство, Стелла и Тина могли наконец-то претендовать на более приличную работу. Они устроились на фабрику по производству посуды, на конвейер, с которого сходили готовенькие кофейники. На собеседование Ассунта пошла вместе с дочерьми, прихватив целое блюдо равиоли, чтобы задобрить бригадира. Неизвестно, что повлияло на его решение, да только обеих девушек он принял.

В августе Кармело Маглиери нарушил собственный мораторий на посещение Фортунов. Ассунта стряпала, Стелла обрезала хвостики стручковой фасоли, просто чтобы матери не было скучно в кухне одной, когда нагрянул Кармело, запросто подсел к столу и давай как ни в чем не бывало болтать с Ассунтой. Стелле он приветливо кивнул, и только. Никаких сладеньких улыбочек, никаких херувимских ямочек на щеках – физиономия серьезная, даже постная. Бежевая рубашка расстегнута у ворота, в кучерявых волосках на груди поблескивает золотой крестик. Стелле больших усилий стоило не пялиться на эти волоски, на линию ключиц.

Ассунта налила Кармело вина. Себя не помнила от радости, не знала, что и сказать дорогому гостю.

– У меня новость, тетушка Ассунта, – заговорил Кармело, глядя, впрочем, на Стеллу. – С дядюшкой Антонио я уже поделился, а теперь хочу вам лично сообщить.

Оказалось, старший брат Кармело, Джио, купил у одного земляка бакалейную лавку. Аж в Чикаго. Все потому, что Кармело много денег в Италию отсылал – в войну Джио хватало на престарелых родителей, да еще он откладывал излишек, и вот накопилось достаточно, чтобы приобрести бизнес.

– Джио говорит, это мои деньги – я ведь их заработал. Поэтому он купил лавку на мое имя, – растолковывал Кармело, потупив синий взор. Вот как ему удается скромника изображать, а?

Сам Джио уже в Чикаго. До приезда Кармело будет управлять лавкой; потом братья займутся этим вместе. Для убедительности Кармело и письмо братнино принес, развернул перед Ассунтой. Та делала вид, что умеет читать.

– Надо же, своя бакалейная лавка! Только, Кармело, сынок, это ведь значит, что ты уезжаешь?

Кармело повел плечами.

– Джо один долго не продержится. Это дело нелегкое. Впрочем, если с умом подойти, можно немало заработать. Здесь, на заводе, хорошо платят, да только ведь ребята с войны уже начали возвращаться. Они свою работу назад потребуют.

Тина, занятая в огороде, услыхала голос Кармело и примчалась – потная, красная, пряди волос ко лбу прилипли. Смачно чмокнула Кармело в щеку, и тому пришлось повторить весь рассказ, который Ассунта с Тиной поочередно прерывали то восторженным «Ах, молодчина!», то слезливым «Жалость-то какая, что от нас уезжаешь!». Стелла не издала ни звука.

Кармело сложил письмо, помахал им в Стеллину сторону, словно угрожая.

– Я с тобой поговорить пришел, Стелла.

Ассунта и Тина мигом умолкли.

Стелла встретила твердый синий взгляд.

– Послушай, Стелла.

Второй раз имя ее произнес. Сердце сжалось, как в железных клещах.

– Сейчас – в этот самый миг – от тебя только и требуется, что сказать «может быть». Может быть, когда-нибудь ты согласишься стать моей женой. Одно слово – и я это письмо прямо при тебе разорву, в Чикаго не поеду, в общаге на Фронт-стрит останусь. Только скажи: может быть, Кармело. Когда-нибудь. Пожалуйста, скажи.

– Никогда, – процедила Стелла. Слава богу, отец при этом не присутствовал.

– Стелла! – пискнула Тина.

– Вообще никогда? – переспросил Кармело.

– Никогда.

На Стеллино темя обрушился удар. В голове зазвенело. Рука взметнулась, пальцы вляпались во что-то жирное; оказалось – оливковое масло. Ассунта попотчевала дочь увесистой деревянной ложкой, которой минуту назад мешала в сотейнике чесночный соус.

– Stupida brutta! [21] Дура набитая, злюка! ( итал .) В кого только ты такая уродилась? Чего добиваешься? – Ассунтины глаза горели гневом и болью. Можно подумать, Стелла ее родному сыну отказала! – Думаешь, он до второго пришествия к тебе свататься будет? В девицах-то недостатка нету!

Стелла потерла ушиб.

– Мама, как ты можешь? Почему чужому человеку сочувствуешь, а родную дочь не слышишь?

Ассунта поудобнее перехватила свою ложку – Стелла еле увернулась.

– Я для тебя в лепешку расшибусь, Стелла, – заговорил Кармело. – Весь мир бы к твоим ногам бросил, честное слово! Лишь бы ты счастлива была.

Снова это кошмарное видение – ручищи Кармело на Стеллиной плоти, раздутая утроба, пудовые ноги – такова беременность, последствие возни в супружеской постели.