Андрей Кокоулин - Силы сопротивления

— Что с тобой, придурок? В животе урчит?

— В животе, — кивнул Бурдюков.

Где-то на периферии зрения плыли глаза Перышкина, расширившиеся, переставшие моргать в ожидании скорой смерти.

Тезка крутнул банку.

— Ну, что, погнали?

Прости, Саня, подумал Бурдюков.

Он приподнял стул, намечая первый удар по Василию в район левого виска. Василий подобрался, видимо, намереваясь первым делом блокировать возможное нападение. Какой из него воин? Со спины ударить разве что.

— Так, что здесь происходит? — раздался голос от двери, в которую два дня назад Бурдюкова ввели в новую жизнь.

Все обернулись, только Перышкин ввиду своего опасного положения лишь скосил глаза.

Максим Андреевич шагнул от двери вперед. Белый халат его перекрещивали ремни от автоматических винтовок, висящих за спиной. В одной руке у доктора был крупный рюкзак защитного зеленого цвета. В другой темнел казавшийся игрушечным пистолет.

— Что здесь за цирк?

Голос у Максима Андреевича дал петуха, лицо пошло пятнами.

— Конфликт у нас, Максим Андреевич, — сказал Анатолий.

— Разность взглядов на мир, — сказал Бурдюков.

— Что?

Максим Андреевич поднял руку с пистолетом. Дуло нацелилось Анатолию в лоб.

— Максим…

— Железку выбросил, сел! — крикнул доктор. — Раз. Два…

Самодельный нож зазвенел по полу. Анатолий отпустил Перышкина и бочком примостился на краю своей кровати.

— Как скажете.

— Ты!

Пистолет выбрал целью Саню.

— Он меня чуть не прирезал! — пожаловался Перышкин.

— Тоже сел! — зашипел Максим Андреевич.

Василию ничего говорить было уже не надо. Отставив стул, он забрался на кровать к Анатолию. Тезка, подтянув банку к животу, растянул узел на простыне и сел рядом с Перышкиным. Все это он проделал молча.

— Сергей, положи стул, — обратился Максим Андреевич к Бурдюкову, который во время рассаживания всех остальных лишь щурился и кривил губы.

— Выстрелите?

— Выстрелю, — кивнул доктор и вдруг весь затрясся. — Вас, уродов, с лестницы слышно! Вы хотите мне всю операцию сорвать? Сволочи. Сволочи. Сядь! — крикнул он, совершенно рассвирипев. — Раз, два…

— Три!

Бурдюков откинул искалеченный стул, и тот с грохотом упал у стола.

— Сядь, — повторил Максим Андреевич.

— Я лучше так.

Бурдюков встал между кроватями, разделяя Анатолия с Василием и тезку с Перышкиным.

— Не важно, — Максим Андреевич отошел к столу, чтобы держать всех своих бывших пациентов под прицелом. — Сейчас я вам расскажу правду, а потом мы все вместе кое-что сделаем, чтобы изменить нынешнее положение дел. Согласны? Нет, ответа не требуется. Думаю, вы согласны.

Он поставил к стене рюкзак и освободился от автоматических винтовок, свалив их на столешницу. Пластиковые чашки и ложки посыпались на пол.

— Мы что, — спросил Перышкин, — будем воевать?

— Александр, я все объясню.

Несколько секунд Максим Андреевич смотрел на Бурдюкова.

— Н-да, — сказал он наконец, — я не ожидал, что вы все перессоритесь. Я думал, что новая действительность заставит вас держаться вместе.

Бурдюков пожал плечами.

— Хорошо, — Максим Андреевич с шумом выдохнул. — Первое: вы все не совсем люди.

— Что? — привстал Перышкин.

Василий нахмурился. Анатолий, наоборот, улыбнулся.

— В каком смысле, Максим Андреевич?

— В прямом, — сказал доктор. — Вы — искусственно выращенные люди. Тело формируется за три месяца, мозг — за девять. Затем в вас просто начинает работать программа, и вы своим ходом расходитесь по домам.

Бурдюков почувствовал, как в нем что-то оборвалось.

— Программа?

— Вот здесь, — показал на свой затылок Максим Андреевич, — в каждом из вас стоит коннектмодуль. В машинных залах вы объединяетесь в единую сеть. Грубо говоря, все вместе вы составляете вынесенный на периферию центр обработки и анализа информации с некоторыми операционными возможностями.

— Зачем же так сложно? — спросил блондин, переглянувшись с Бурдюковым. — Делали бы одни мозги и распределяли по банкам.

— Насколько я знаю, — сказал Максим Андреевич, — с течением временем мозги в банках, как вы выражаетесь, просто тухли. Причем очень быстро. Тогда к ним придумали тела. Это оказалось не сложно. Только вместе с коннект-модулем вложили еще модуль симуляции, чтобы придать вашему существованию некое подобие жизни.

— Зачем? — спросил Бурдюков.

Доктор постучал пальцем по виску.

— Эффективность отдачи. А накапливающиеся ошибки убирались перепрошивкой модуля в медицинском крыле — вы сами были запрограммированы, чтобы прийти туда, когда симуляционная реальность давала сбой. Достаточно инъекции программно-ориентированной белковой смеси с медиаторами — и вы как новенькие: вперед, с песней, по своим квартирам. Грубо говоря, смесь работала как комплекс очистки и тонкой настройки. Впрочем, для всех проводились и плановые инъекции.

— И это нормально? — спросил Бурдюков. — Никому не пришло в голову, что мы мыслим и… и прочее.

— Вы все одинаковые.

— В каком смысле?

— В прямом, — сказал Максим Андреевич. — Вы ничем друг от друга не отличаетесь. Совершенно.

— Но Василий, Саня, — сказал Бурдюков. — Они совсем не похожи…

Максим Андреевич улыбнулся.

— Это вам так кажется. Вы их так видите, Сергей. Потому что модуль в вас создает необходимые различия. Это прописывается в коренных настройках и одним отлучением от ПОБС не выключается.

— Но у Василия борода, — сказал Бурдюков.

— Да! — поддержал его Перышкин.

— Нет-нет, — качнул головой доктор, — он — ваша копия, идентичная до родинки на шее и морщинки на лбу. Еще есть набор имен, мужских и женских, штук десять, которые находятся в обороте. Василий, Андрей, Александр, Николай, кажется, Семен. Виктор. Женские — Светлана, Ирина…

— Магда, — прошептал Бурдюков.

— Магда, — кивнул Максим Андреевич. — Но на самом деле и это фикция. Вы — существа бесполые.

— Что? А это видел?

Василий, встав, приспустил трусы.

— Я вижу все, как есть, — сказал доктор, глядя Василию в глаза. — То есть, ничего.

— Ты ври-ври…

— Вы — существа бесполые, — повторил Максим Андреевич, — и все ваши половые органы и прилагаемые к ним сексуальные отношения — такая же иллюзия, как ваши семьи или жизнь.

Бурдюков подумал, что если доктор произнесет что-нибудь еще, он бросится на него с кулаками. С зубами. Рыча и рыдая. Плевать на пистолет в руке. Плевать! С каждым словом, с каждым проклятым словом Бурдюкову казалось, что свет новой реальности, который он недавно обрел, и надежда, которой он начал жить, растворяются в жуткой, очерченной Максимом Андреевичем тьме. Бесполый. Одинаковый. Запрограммированный.

Не совсем человек!

Темно, темно! Все молчали, пришибленные. Доктор, видимо, уловив что-то в общем настроении, умолк тоже. А может давал им осмыслить, кто они и как им быть дальше.