Андрей Кокоулин - Силы сопротивления

— Хорошо, — кивнул Максим Андреевич.

— Мы одинаковые? — спросил Бурдюков.

— Более чем, — кивнул доктор. — И это проблема.

— А я вижу идиотов, — подал голос Анатолий.

— Заткнись, — сказал ему блондин.

— Там, в боковом кармашке, — поторопил Максим Андреевич, — есть темные очки и накладные усы. Усы достаточно смочить водой или слюной, чтобы приклеились. Маскарад нам, в сущности, не нужен, но пока мы доберемся до зала оперативного контроля, лучше не вызывать подозрений у тех, кто попадется нам на пути.

— Сергей, — Перышкин подал Бурдюкову короткие черные усики на пластиковой подложке.

Бурдюков оторвал усики и, лизнув их, прижал под носом.

— Хорошо? — повернулся он к доктору.

— Слева поправьте, — сказал Максим Андреевич, — сдвиньте чуть выше.

Бурдюков сдвинул.

— Так?

— Да.

— Цирк! — сказал Анатолий.

На него не обратили внимания. Василий нацепил круглые очки. Тезка обзавелся густыми рыжими усами, которые, кажется, мешали ему дышать носом.

— Оружие.

Максим Андреевич вручил каждому автоматическую винтовку.

— Предохранитель. Спусковой крючок. В магазине тридцать патронов, больше нет.

— Вообще? — спросил Василий.

— Это все, что удалось достать, — сказал доктор. — Если бы Анатолий тоже выразил согласие участвовать, то пошел бы без оружия.

— Замечательная перспектива, — прокомментировал Анатолий. — Я рад, что у меня хватило ума отказаться.

— Ладно, — сказал Максим Алексеевич, — винтовки пока можете закинуть на плечо. Я впереди, вы — попарно — сзади. Юрков, Бурдюков — первыми, Лозовский, Перышкин сзади.

Он направился к двери, мы затопали за ним.

— Ну, счастливо вам убиться! — крикнул Анатолий.

Хрустя стеклом, мы прошли по коридору, наверное, метров десять или пятнадцать, когда Максим Андреевич остановился и шагнул обратно к залу.

— Я сейчас, — обронил он.

Мы встали в кружок. Фигура доктора пропала в дверях.

— Значит, воюем? — улыбнулся всем Саня. — Я же говорил, что есть план у Макси…

Он вздрогнул, когда в зале неожиданно раздался хлопок. Словно пластиком врезали по пластику. Или что-то плашмя упало на пол.

Бух!

Мы переглянулись. Тезка пошевелил своими рыжими усами. Василий, прислушиваясь, повернул голову.

— Кажется, это выстрел, — сказал он.

— А кто стрелял? — спросил Перышкин.

Ответ не понадобился. Максим Андреевич, красный, потный, появился в коридоре, пряча пистолет в карман халата.

— Все, можем идти.

Это было понятно.

5 -е октября (продолжение)

Шли долго. Спустились и завернули куда-то в обход, в технические коридоры и полутемные секции. Максим Андреевич ругался. В нем, видимо, накипело, и он все никак не мог остановиться. Кричал, какие все здесь мерзавцы, никто ничего не делает, хоть все здание взрывай, потому что вместо мозгов у всех — дерьмо.

Накроется ведь проект, обязательно накроется, не сейчас, так через месяц, через год, никто и не почешется, ни у кого сердце не болит. Ну, конечно! Было бы странно при наличии дерьма в голове иметь еще и сердце!

Пищали, пропуская их двери. Один раз мелькнул кто-то в синем комбинезоне, но быстро пропал в ответвлении. От басовитого гудения, пробившегося сквозь стены, постарались уйти подальше. Сначала шагали строго, соблюдая дистанцию, затем Перышкин стал посвистывать, чуть ли не подтанцовывать, судя по звуку шагов.

— Классно, да?

Тезка, кажется, его стукнул.

Механически переставляя ноги, Бурдюков думал: я — не человек. Искусственный человек. Бесполое существо. Даже с Магдой наедине, получается, я ничего не мог. И к соседу зря ревновал. Любил ли ее вообще? И кого любил, такое же бесполое существо? Копию?

Ему стало горько.

Сволочи. Зачем? Зачем они сделали это со мной? Горечь стояла в горле и заставляла крепче сжимать ремень винтовки.

Может быть, было бы лучше, если б Максим Андреевич его вообще не трогал. Ведь когда не знаешь, где живешь, как живешь, когда солнце твое — пятно, то это же не значит, что жизнь твоя не удалась.

Была семья, были застолья, была работа. Где-то в груди сидело теплое ощущение — было у него все это. Разумом вроде все понимается, фикция, иллюзия, имитация, а в голове все равно свербит: как бы вернуть.

— Сейчас будет первый пост, — не оборачиваясь, сказал Максим Андреевич. — Приготовьтесь.

— А что делать?

— Пока ничего. Вы меня сопровождаете.

Они вышли в хорошо освещенный коридор. Свет, будто золотая река, тек по потолку. Змеились по стенам узоры. Всплывали голографические указатели. «Зал номер один». «Контрольная зона». «Кафе». В нише, в глубоком кресле спал мужчина в костюме, извернувшись и сладко подложив кулак под щеку.

Перышкин тут же сбился с шага, но быстро выправился.

Стеклянные двери разошлись. Коридор разделился. Где-то громко шипел телевизор. Что-то брякало: динг, динг, динг.

Максим Андреевич свернул. От приложенного магнитного ключа открылись еще одни двери, уже металлические. Пол под башмаками мягко запружинил. Откуда-то издалека прилетел механический стрекот.

— Подходим, — шепнул Максим Андреевич. — Этот пост мой. Следующий берут Юрков с Бурдюковым.

Новый поворот.

Бурдюков увидел небольшое вытянутое помещение прямоугольной формы, в дальнем конце которого у раздвижных дверей за барьерами слева и справа в креслах сидели двое в таких же серых, как и у всей боевой группы, рубашках. Рыжий и брюнет. Один дремал, вытянув ноги поверх барьера. Другой оторвал взгляд от монитора, на котором что-то тренькало и пищало, лишь тогда, когда они все подошли совсем близко.

— А-а, доктор.

— Здравствуйте.

Максим Андреевич выстрелил сначала в бодрствующего, а затем в дремлющего. Тух! Тух! Бурдюков остолбенел. Как просто! Какая-то секунда! Брызнула кровь. Брюнет сполз вниз, а рыжий, похоже, и не понял, что умер.

— Вот же придурки, — сказал доктор, смахивая красные капли с тыльной стороны ладони. — Никакого чувства опасности.

Он что-то нажал с пульта за барьером. Раздался щелчок.

— Так, вход я заблокировал, но это не надолго. Вперед.

Бурдюков сам не понял, как снял винтовку с плеча и отжал язычок предохранителя. Словно кто-то внутри него, решительный и умелый, взял управление на себя. Мы — силы сопротивления. Кто же еще? Значит, да, или ты, или тебя.

Второй коридор был копией первого — тот же пружинистый пол, те же барьеры-выгородки справа и слева.

— Что там у вас за шум? — поднялся охранник.

Он оказался один. Место второго охранника пустовало.

Бурдюков выстрелил от живота, и пуля, звякнув о металл створок за барьером, отрикошетила в потолок. Он выстрелил еще. Охранник смотрел на них, открыв рот. Ему, видимо, было в диковинку вооруженное нападение.