Дмитрий Стахов - Сон в начале века

Машина въехала в переулки самого центра города, и тут уже молодой человек был вынужден сбавить обороты. У красного сигнала светофора машина остановилась, и Половинкин увидел, как к ней, тяжело опираясь на палку, двигается громадный нищий. То был кудлатый, мосластый, с большим, выразительным лицом старик. Нищий протянул по направлению к открытому окну лопатообразную ладонь и, открыв рот-пещеру, произнес, обдавая Половинкина зловонием:

— Командир! Рублик! На хлеб!

Половинкин полез в карман в поисках завалявшейся монетки, но карманы его были пусты. Нищий увидел, что ему ничего не достанется, разъял рот еще шире и заголосил на всю улицу что-то вроде, вот, мол, ездят тут на лимузинах, а подать несчастному на хлеб, на пропитание, на поправку здоровья, не могут, жалеют, а деньги-то у них, у этих из лимузинов, наши, они у нас отняты, у нас и наших детей, причем произнес это нищий быстро, словно выпалил из пулемета. Половинкин нажал на кнопку, стекло начало подниматься, но нищий просунул в щель руку и остановил стекло. Половинкин дернулся от дверцы в глубь салона, но стоило ему посмотреть в противоположное окно, как все в нем ссохлось, сжалось, язык провалился в пищевод, кишечник превратился в маленький острый камешек, который, проскочив через мочеиспускательный канал, провалился в ботинок и прорвал носок: по другую сторону машины стояла бывшая жена заместителя начальника политчасти столовой, стояла с протянутой рукой, вся уже в трупных пятнах, но с живым и даже игривым блеском тщательно подведенных глаз, стояла и так тонко, так проникновенно улыбалась, словно хотела сказать: «Я все понимаю, все тебе прощаю, мой милый, моя последняя остановка, но и ты пойми меня! Я же не подзаборная какая-то, мне все-таки надо собрать какую-то сумму, чтобы привести себя в порядок, я ведь сама должна о себе позаботиться, раз меня убил мой зятек, а дочь даже не беспокоится — где ее мать, та, что носила эту сучку под сердцем, кормила, поила, одевала, всему в этой чертовой жизни учила и научила на свою голову! И поэтому ты уж не скупись, дай мне денежек, отсыпь хоть мелочь, хоть пару бумажек. А если у тебя вдруг нет денег, мало ли что, то возьми у водилы: водилы всегда были пронырами, а нынче это просто другая порода людей — всегда и везде видят только свою выгоду и под завязку набиты деньгами!»

Вот это все и прочитал Половинкин во взгляде бывшей жены заместителя начальника политчасти столовой, и в сердце его, птицей метавшемся внутри грудной клетки, родился ужас. Половинкин издал глухие горловые звуки. Тут еще рука нищего уцепилась за половинкинские волосы, причем с нечеловеческой силой, так, что у Половинкина из глаз ручьем потекли слезы и он завопил от души, и молодой человек, с нетерпением барабанивший пальцами в больших и толстых золотых перстнях по рулевому колесу великолепного лимузина, обернулся и увидел все происходящее во всей чудовищной, неприглядной красоте.

Действия молодого человека были четки и просты. Он отстегнул ремень безопасности. Распахнул свою дверцу. Легко выпростал свое мощное и гибкое тело из автомобиля и одним точным движением не только вытащил из кобуры под мышкой пистолет, но и привел пистолет в боевую готовность. Он не стал тратить время на увещевания и уговоры. Он навел пистолет на бездомного Иллариона и нажал на спуск. Пули полетели одна за другой и одна за другой попали в голову Иллариона, которого тут же покинула жизнь. Молодой человек собрался было сесть на свое место — тем более что зажегся зеленый, — но истошно завопила бывшая жена заместителя начальника политчасти столовой, и молодой человек не смог с собой совладать и выпустил еще две пули. Эти пули прошли сквозь грудь не нашедшей успокоения покойницы навылет, полетели дальше, много дальше и одна из них попала в нового дружка дочери бедолаги, а вторая — в бедолагину дочь.

Да, так уж получилось, что дружок, воспользовавшись тем, что бедолага выскочил в магазин за творогом и маслом к завтраку, предложил изъять брелок с ключами от шикарной машины и отправиться на ее поиски, которые очень быстро увенчались успехом. Теперь дружок, находясь в полном сознании, умирал от потери крови на проезжей части, а дочь, находясь в глубоком шоке и балансируя на грани смерти и жизни, лежала на узком тротуаре, и под нею расплывалось кровавое пятно. Кровь бедолагиной дочери стекла с тротуара, попала на проезжую часть, смешалась с кровью дружка, ангел смерти часто-часто махал над ними крыльями, но сам бедолага ничего этого не видел, ибо лишь только он вышел из магазина с купленными творогом и маслом, как прямо перед его глазами разыгралась кровавая драма с Илларионом, а Половинкин, увидев своего приятеля, закричал молодому человеку, чтобы тот обязательно взял в машину и бедолагу.

Через каких-то пять секунд на перекрестке остались лишь несколько наехавших друг на друга автомобилей, кучка собирающихся завопить друг на друга владельцев, тело Иллариона, оброненные бедолагой творог и масло и скорбная фигура бывшей жены заместителя начальника политчасти столовой, которая, оглядевшись по сторонам, изучив сквозные отверстия в своем задеревеневшем теле, с непередаваемой тоской произнесла, обращаясь к нависшим над городом тучам:

— Эх, эх, молодость! Где же ты, где? Кажется, только вчера девкой румяной была!..

Ничего из этого ни бедолага, ни Половинкин не видели. Где-то впереди, по ходу движения, замигали проблесковые огни подвижного милицейского патруля, но молодой человек вытащил из-под своего сиденья синюю мигалку, установил ее на крыше и помчался дальше. Однако вскоре проблесковые огни уже другой милицейской машины вновь оказались у них на пути. Тогда молодой человек еще раз сунул руку под сиденье и установил на крыше красную мигалку. Его пропустили и на этот раз. Когда же милицейский подвижной патруль появился на его пути еще раз, то молодой человек не стал совать руку под сиденье, не стал устанавливать новых мигалок. Он просто почти по пояс высунулся в окно и закричал очень громко, так, что в радиусе нескольких километров треснули оконные стекла:

— Положено!

И его пропустили на третий раз, а бедолага и Половинкин-первый поняли, что путь их лежал, конечно, в именье к Половинкину-второму, и когда они подъехали, то увидели, что ворота уже загодя открыты, а другие молодые люди все высыпали встречать дорогих гостей, а сам хозяин, с сигарой в одной руке, с бокалом красного, как кровь, вина — в другой, выходит на крыльцо и лицо его расплывается в широкой улыбке. Лимузин остановился, Половинкина-первого бросило вперед, бедолага поймал его за плечо и сказал мрачно, сквозь зубы:

— Как раз к завтраку!..

Прочие гости, вслед за хозяином, высыпали на крыльцо и приветствовали приехавших с таким жаром, с таким пылом, что Половинкин-первый и бедолага, вылезавшие из лимузина, оторопели, замерли на миг, подумали, что вслед за ними приехал кто-то еще, играющий в Канаде и зарабатывающий миллионы хоккеист, супертоп-модель с ногами от затылка или популярная певица, но это приветствовали действительно их.