Гарий Немченко - Отец

— Травушкин! — позвал Петя Инагрудский. — А ты знаешь, чем куратор от петуха отличается?

Тот голову слегка наклонил:

— Любопытно.

— А тем отличается, — с гордостью сказал Петя, — что петух и в дерьме ищет что-либо хорошее, а ты и в хорошем обязательно дерьмо найдешь!

Кругом грохнули, конечно, а Петя от удовольствия даже зарделся — он эту шутку уже второй месяц собирался сказать, да все не было случая.

— Люди добрые! — ничуть не обиделся Травушкин. — Поймите: труд из обезьяны сделал человека…

— И превратил его в скотину!

— Знаем, знаем!

— Я вам не о том…

— А мы — об этом!

А у Пети Инагрудского весь запас юмора уже закончился, потому и сказал уже по-деловому:

— Да надо просто послать его…

И насчет того, куда именно надо Травушкина послать, сомнений Петя ни у кого не оставил.

— Одну минутку! — попросил Травушкин. — Только одну минутку! — и повел рукою в сторону Инагрудского. — Известна ли вам одна небольшая деталь из времен великой французской революции? Убийцу Марата звали Шарлотта Кордэ. И когда палач, по приговору трибунала отрубивший ей голову, после поднял ее за волосы и ударил по щеке, палача разжаловали! Вы представляете?.. Он преступил границы. Оскорбил до-сто-ин-ство!

— Ну и что? — вскинулся Петя.

— Думайте о достоинстве! Вспоминайте. О своем собственном. О моем. О достоинстве…

— Алексей Кириллыч! — мягко окликнул Эдик Агафонов, который стоял неподалеку и терпеливо наблюдал за этим митингом, ждал, пока он закончится. — Вас можно на минутку?

Травушкин аккуратно положил пачку на землю:

— Я вас внимательно слушаю.

— Немножко пройдемся, если не составит труда? — и Эдик взял куратора под локоть.

Медленно пошли они в ту сторону цеха, где стояли уже перекрытые колонны, неподалеку от крана остановились, одинаково задрали головы вверх.

Наверху монтажники принимали колонну, и отсюда, от бетонщиков, крикнули:

— Эдуард Сергеич! Ты его еще ближе подведи! А мы крикнем ребятам, чтобы они там чего-нибудь уронили!

Но Эдик, слегка придерживая Травушкина за локоть, нежным голосом спрашивал:

— Вы видите, что там написано, Алексей Кириллыч? Во-он на том лозунге? Знаете? Я вам все-таки прочитаю. Строители и монтажники, там говорится. Родина ждет сталь… сталь, прошу вас это запомнить! Дальше: сдадим комплекс кислородно-конверторного цеха досрочно… прошу вас запомнить — досрочно! В мае одна тысяча девятьсот семьдесят шестого года. Восклицательный знак. Так? Так! Про сталь там есть. И про сроки. А вот насчет брезентовых рукавиц там не сказано. Почему бы, а? Не догадываетесь?

— Что вы этим хотите? — клинышек бороды вскинул Травушкин.

А Эдик только печально вздохнул:

— Очень интересно вы насчет Шарлотты Кордэ, но как мы с вами дальше будем работать?..

Тут мне, пожалуй, надо рассказать, кто такой Эдик Агафонов…

Думал я, думал, с чего начать, и вот решил: начну-ка с того концерта на кислородно-конверторном, о котором до сих пор небось не могут забыть авдеевские девчата.

В общем, так: приехали на стройку киноартисты. Провезли их по поселку, показали им завод, не знаю, что там — или выпуск чугуна в доменном, или разливку стали на первом конверторе, у нас всем знаменитым гостям это всегда показывают. А потом вылезли они из автобуса здесь, пошли смотреть стройку.

Плотники из СУ-2 в это время заканчивали сцену. Получилась она, как «Ласточкино гнездо» в Крыму — на третьем ярусе главного корпуса прилепили ее на краю перекрытия. Ну да зато видно со всех сторон, и зрителей можно собрать сколько захочешь, и дождик не помешает. Объявили на всех участках, передали по радио — и народу, и в самом деле, привалило: кто уже успел перекусить, кто решил, что в этот день, ладно, святым духом проживет, если такое дело, а кто уже тут пирожок дожевывает, кефиром из бутылки запивает. Одни в рабочем, другие и в чистом — многие на этот концерт для строителей конверторного из поселка поприезжали.

А тем, наверное, приятно, артистам, что им такое внимание и столько народу. Видно было, что тут им нравится, что выступают с охотой, и все шло ну просто великолепно. До того момента, когда председатель нашего постройкома Калинченко стал дарить артистам значки. Поблагодарил их и все такое, а потом говорит: мы только что, мол, учредили такой значок: «Ветеран Авдеевской площадки». И вручать его прежде всего станем тем, кто прошел всю стройку от первого колышка, а теперь трудится здесь, ударно строит кислородно-конверторный. Но в знак уважения, дорогие товарищи, начать разрешите, мол, с вас.

Сперва пожилой артистке подает и жмет руку, приколол на пиджаки двум мужчинам, а потом подходит к той самой, знаменитой Инне Аверичевой… Она, конечно, и без того всех покорила, а тут еще перед этим возьми да скажи: скоро, мол, буду сниматься в кинофильме о строителях и вот думаю, а не приехать ли мне на Авдеевскую, не пожить ли в общежитии с девчатами хотя бы недели две-три? Калинченко теперь ей говорит: а вас, мол, дорогая Инна Андреевна, от имени всех, кто тут есть, и в самом деле приглашаю приехать!.. И то ли сам хотел значок ей приколоть, да рука у старика дрогнула, то ли еще что, да только вдруг на самом интересном месте возьми он этот значок и вырони.

А дальше все по закону вредности: надо же было этим бракоделам из СУ-2 оставить на сцене щель. А под нею одной плиты в перекрытии не было — и все вдруг услышали, что значок один-другой раз дзенькнул, обо что-то ударившись, и дальше полетел в тартарары.

Калинченко хлоп-хлоп себя по карманам и руками развел, не знает, что делать — еще одного значка у него не оказалось как нарочно, не захватил. Все замерли, молчат. Всем и неловко, и очень жаль, что такая неудача, и, надо же тому быть, именно с Инной. А она мягко улыбнулась и виновато так говорит:

— Ну что ж, вы его ветеранам будете давать, тем, кто тут как следует поработал, а я кто? Я такого значка и недостойна. Все правильно.

И, видно, смутилась, не знает, хорошо ли сказала, могут ли эти слова ее спасти момент — стоит, верите, такая симпатично-растерянная, стала как будто еще красивее, чем была.

Те, кто ближе, сидели на скамейках, которые привезли из красного уголка, а дальше мостились на чем попало, доски приспособили, лепились на оборудовании, а самые верхние свесили ноги с узенького металлического мостика, который тянулся вдоль труб. И вот оттуда кто-то вдруг прыгнул, хлопнул подошвами о бетонный пол, и все лица, как по команде, — к нему…

Через толпу неторопливо пробрался Эдик, вышел в круг, шагнул на сцену, и походка его была, как всегда, степенная и даже как будто медлительная. На миг остановился около Инны и слегка поклонился:

— Одну минуту.

И тут же, опершись рукой, легко перепрыгнул через хилые перильца, которые ограждали край перекрытия, пошел по стальной балке над проемом, поймал неподалеку трос и ловко заскользил вниз…