Гарий Немченко - Отец

— Не связывался бы ты все-таки, Коль!.. — попросила тихонько Рита, поглядывая на него сбоку. — Ну что тебе, больше всех надо? Если он и в самом деле такой, ты небось не первый об этом узнал. Не утаишь же… Знают, да молчат. А почему ты?

И тоже верно. Если про всех, про кого знаешь, что воруют, говорить — о-ой!..

Тогда Петьку Глазова первого заложить надо — это он пол-Нахаловки, жук, построил, от фундамента до крыши — все им краденное.

Да только не вылупается же Петька Глазов, про рабочую честь не говорит. Подмигивает всем — вот я какой! — а попроси, он и тебе, если уважает, как лучше украсть, подскажет… И обэхээс его годами таскает. Хвост-то у Петьки давно там, только повыше никак прищемить не могут, потому что уж больно хитрый.

— Завтра, Шидловский говорит, в управление идти, — сказал Громов.

— Ну посоветуйся ты со своим Зубром, а? — попросила Рита. — Может, он и в самом деле толковый дядька. Начальник какой-нибудь, если… умный да вежливый.

— Только чтобы не очень начальник, — Громов вздохнул. — А то вдруг… и на козе к нему не подъедешь.

— Сам же тебе встретиться предложил?

— Ну сам…

— А ты бы давно уже по наушникам по своим — или чего там — по микрофону?.. По микрофону, по микрофону, Коль!.. Расспросил бы, где работает.

— Чего еще… допрашивать… Неудобно.

Ритка посмотрела на него, как на дите:

— И чего только тебе удобно, Коль?..

Громов промолчал.

У себя в квартире, уже окончательно собравшись, он вдруг подумал, что забыл выключить аппаратуру; и хотя сегодня и не прикасался к ней, снял в коридоре туфли и пошел в носках, стараясь наступать не полной ступней, а так, слегка, потому что в квартире сегодня не убирал, а носки были хорошие, и туфли он надел тоже новые и не хотел изнутри их затаптывать.

Аппаратура, как всегда, была выключена, но он не рассердился на себя, потому что и знал это, а прошел просто так, чтобы лишний раз убедиться, он когда и на работу уходил, тоже так…

Постоял около нее немножко, увидел на лакированной крышке передатчика крошечное сеево пыли и вытер ее рукавом пальто, пальцами прижав его край к ладони, а потом отряхнул рукав.

Эх, мать честная, до чего все было бы хорошо, если бы не этот Шидловский!..

Встретились бы они сегодня с Зубром, с Виталием Сергеевичем. Тот, конечно, домой потащит — аппаратуру его посмотреть, давно показать обещал. Сидели бы, говорили о частотах да фазах. Выпили бы за знакомство бутылочку, если этот Виталий Сергеевич пьет, а нет — и не надо, самому ему и на дух не нужна эта водка.

А тут!.. Думай теперь, как с ним о Шидловском об этом поговорить.

Да только что делать, если Громову и в самом деле посоветоваться больше не с кем. Это в городе живут — у того юрист тебе какой-нибудь в соседях, пробку электрическую попросит тебя наладить, или ты у него по-соседски трешку до получки сшибешь. Другой кто-нибудь…

А тут кругом все свой брат строитель, да когда еще металлурги будут. Всю жизнь проживи, кроме Ваньки да Петьки, которые тебе уже и на работе остобрындели, ни с кем добрым не сойдешься.

Правда, с таким характером, как у Громова, не больно и познакомишься, не больно и сойдешься — это он и сам хорошо знает, — и Виталий Сергеевич тут особь статья.

А началось с того, что три года назад пошел Громов на курсы радистов. Пошел потому, что с детства еще об этом мечтал, да какое там у Громова детство… И ничего он не успел ни в ремесленном, ни после, ни в армии не успел, где его прочно держали в стройбате.

А тут пошел.

И хоть давалось ему все не очень легко — попробуй-ка любой с шестью классами, — он не на шутку увлекся, приходил в маленький кабинет при ДОСААФ первым и последним из него уходил, ночи просиживал над чертежами да книжками.

Только с преподавателем Громову не повезло.

Каждый раз тот приходил выпивший, но сначала пока самое простое объяснял, ладно, а потом, когда Громов и сам стал помаленьку кумекать, понял, что тот путается в схемах — и трезвый небось дела своего толком не знает, а тут поддавши.

А ДОСААФ — это тебе не вечерняя школа, куда за рукав тянут. В ДОСААФ, тут деньги платят. И Громов не вытерпел.

— Ты чего? — спросил однажды у преподавателя. — Это у тебя работа? Или ты так как?..

— Как это «так как»?

— Ну так… халтура, может, какая?

Преподаватель обиделся.

А Громов плюнул да и ушел из класса. Хорошо еще, что деньги за обучение отдал не все сразу — на те, что за второе полугодие относить, накупил себе книжек и стал заниматься дома.

Добрая половина получки уходила у него теперь на детали, даже Рита, которая никогда не вмешивалась в его дела, и та иногда ворчала, что лучше бы оделся как следует, купить теперь есть что, вон сколько импортного барахла, но он только усмехался. Зато вскоре у него была довольно приличная аппаратура, и он смог выйти в эфир не так, как кто-нибудь из этих, из шантрапы, что с приставками хулиганят на средних, вышел как человек.

Сначала у него получалось слабо, и взял себе самые простые позывные, назвался Новичком, и ему помогали с настройкой, но попадались и прощелыги с идиотскими кличками — какой-нибудь Директор бани или Христос, были Прокурор, Гиппопотам, Папа Карло. Эти крутили музыку, от которой у него раскалывалась голова, хохмили, иногда похабно ругались, и он не выдерживал.

«Новичок… Новичок… Модулирует Император. Голова не болит? Сколько вчера врезал? Прием».

«А пошел ты!» — глухо бросал Громов в микрофон, сгорая от желания назвать тот адресок, по которому следовало идти, и каждый раз все-таки удерживаясь и почти физически страдая от этого, потому что для него это было так же тяжело, как яростно и резко остановиться при неудержимом беге.

Руки бы поотрывал и аппаратуру — об пол… Хотя аппаратура тут ни при чем, ее жалко…

Потом он впервые услышал Зубра.

Тот вежливо попросил кого-то уйти с его волны, объяснил, что через пять минут у него связь с Диксоном.

Громова окатило завистью.

Он хотел послушать, о чем будут говорить эти двое — свой, городской, и зимовщик, может быть, или кто там, но у него, как назло, забарахлила аппаратура, быстро починить не смог, но потом, когда починил, искал Зубра и день, и неделю, и месяц…

Тот, сразу видать, был дока; это он посоветовал Громову заменить некоторые узлы, кое-что перепаять; и у него теперь все было хорошо, правда, выходить далеко он пока не мог, слабовата для этого станция, тут уж не денешься никуда. Так, Алтай, да иногда Красноярск, да только однажды Якутск…

Зато Виталий Сергеевич!

Этот, который на Диксоне, и в самом деле оказался зимовщиком, только не радист ихний, а сам по себе, любитель. Есть и гидролог, который один зимой и летом живет в Саянских горах. Один старый капитан всю жизнь плавал, а теперь, говорит, по семейным обстоятельствам в Казахстане, среди голой степи, где не только моря — речки порядочной нету. Шахтер один со Шпицбергена. Работал тут рядом, в Сибири, а потом туда завербовался. Все спрашивает, как дома погода и есть ли по-прежнему в магазинах питьевой спирт по пять семьдесят.