Борис Земцов - Жизнь строгого режима. Интеллигент на зоне

Кажется, за последнее время сложилась моя собственная универсальная форма ответа на еще более универсальную форму приветствия. Когда слышу стандартное «Как дела?», отвечаю заимствованной у героя известного анекдота формулировкой: «Не дождутся!» Такой ответ многим моим собеседникам очень даже нравится. Порою я слышу, как на традиционное «Как дела?», озвученное моими знакомыми из других отрядов, сами вопрошающие отвечают другим вопросом: «Не дождутся?» и… заливаются смехом. Смехом веселым и добрым, от которого светлеет внутри и разглаживаются морщины.

Сказанное вовсе не значит, будто здесь на каждом шагу встречаются улыбающиеся доброжелатели с распахнутой душой и лучистыми глазами. Многие из тех, кто составляет мое нынешнее окружение, вовсе не приучены (или вечно не настроены) к доброму общению. Возможно, такой недобрый подход адресован только мне, хотя я лично ничего плохого никому из них не делал, делать не собирался и не имел ничего подобного даже в мыслях. Возможно, это особая, очень индивидуальная (с учетом воспитания, образования и особенностей специфики прошлого окружения) форма выживания в этих непростых условиях. Возможно, это внешний симптом тяжелого психологического недуга. Только зону не выбирают. И соседей в зоне не выбирают. Но особенности характеров этих соседей я начинаю чувствовать за версту. Совсем не лишнее качество в этих условиях.

Чем дольше нахожусь здесь, тем четче представляю себе не только процедуру моей «посадки», но и тщательно разработанную систему удержания меня в неволе. Хитрый, воистину дьявольский механизм! Один из его компонентов — моя якобы юридическая поддержка, моя трижды якобы адвокатская защита. До недавнего времени мне помогали целых два адвоката. Первый — штатный адвокат редакции Лариса Борисовна Б. Как юрист — не очень квалифицированный. Как человек — абсолютно бессовестный. Только теперь мне понятно, что главной ее задачей было не помочь мне, а всего лишь отслеживать мое настроение, упреждать мои несогласованные с «хозяином» действия. «Хозяин» — в данном случае владелец и главный редактор «Свободной газеты», где я проработал последние десять лет до первого ареста, куда вернулся, отсидев полгода в СИЗО, пока шло следствие, откуда ушел на суд, после которого начался «каторжный период» моей биографии.

А еще в обязанности Ларисы Борисовны входило вешать лапшу на уши мне и моим родственникам о якобы грандиозной деятельности, развернутой «хозяином» ради моего спасения, защиты, вызволения из неволи. Никакой деятельности на самом деле не разворачивалось, за все это время на страницах «Свободной газеты» не появилось ни одной публикации, в которой было бы проанализировано мое дело, расставлены хотя бы какие-то акценты, подняты, пусть риторические, вопросы. За время, прошедшее после суда, из редакции не вышло ни одного документа в мою поддержку в официальные инстанции. Даже идиотское, родившееся в ходе следствия, пережившее суд и отпавшее лишь в результате разбора кассационной жалобы обвинение в хранении наркотиков, якобы обнаруженных в ходе обыска в моей квартире, редакция проглотила молча. Будто в ее недрах, на руководящем посту, действительно долгие годы скрывался матерый наркоман.

«Рано», «шефу видней», «как бы не навредить» — вот набор стандартных ответов Ларисы Борисовны на все мои попытки (грешен, звонил ей, используя запрещенный на зоне телефон) узнать, что же все-таки делает в ее лице «любимая редакция» для восстановления справедливости, ради облегчения моей участи. Тем не менее «по сусекам» собранные семьей пять тысяч долларов были приняты ею, как вполне заслуженный гонорар. Разумеется, с этих денег она не заплатила ни копейки налога в госказну, не внесла ни рубля в кассу адвокатской коллегии, членом которой является.

Несколько месяцев назад нервы не выдержали — я разразился письмом в адрес Ларисы Борисовны. Гневным, но наивным. Вспомнил о былом благородстве профессии адвоката, употребил слова о чести и порядочности. По-детски «пригрозил» при встрече (рано или поздно она все равно состоится, я просто обязан здесь выжить, в том числе и ради этого) посмотреть ей в глаза. Конечно, письмо осталось без ответа.

Со вторым моим защитником все куда сложнее. Его квалификация и опыт ни у кого не вызывают сомнения. Знаменитый адвокат Сергей Львович С. — светило юридической науки, профессионал до мозга костей. Тот самый, что успешно участвовал во многих шумных процессах, фигурантами которых были российские олигархи. Еще в ходе следствия он пытался что-то сделать, настаивал на каких-то экспертизах, писал куда-то запросы. КПД всех этих усилий оказался нулевым. На суде его уже не было. Снова всплыл знаменитый адвокат С. в моем деле уже тогда, когда «дело было сделано», когда я уже имел «свои» семь лет строго режима (сначала суд назначил даже восемь, год удалось «откусить» по надзорной жалобе).

Возможно, знаменитый адвокат добросовестно относится к своим обязанностям, хочу верить, что он искренне желает мне помочь, но время идет, общее количество ходатайств разного калибра, составленных им, близко к полудюжине, а результатов нет.

Иногда начинает казаться, что и знаменитый адвокат действует строго в «коридоре», определенном тем, кто нанял его. А нанял его, и говорят, за немалые деньги, главный редактор, хозяин газеты, которой я отдал десять лет своей биографии. Самое время вспомнить, что деньги в нашем нынешнем государстве — фактор куда более серьезный, чем всякие там милосердие, правосудие, справедливость.

Какие же установки давал «моим» адвокатам человек, нанимавший их? Чем был определен «коридор», в пределах которого они должны были двигаться, устраивая мою защиту? Это уже совсем другая история. Кстати, за день до суда мой шеф подошел ко мне в редакционном коридоре, приобнял и, воровато оглядываясь, многозначительно произнес: «Держись, тебе дадут два года условно!» «Держаться» мне действительно пришлось. На следующий день за спинку скамьи подсудимых. Когда судья объявила приговор: восемь лет колонии строгого режима…

Сравнивать здешних мусоров с березовскими — земля и небо. Не в пользу здешних, понятно. Березовские по сравнению с ними — милейшие, почти интеллигентные люди. А эти… какие-то обормоты. Вечно грызущие семечки, расхристанные, в вечно нечищеных ботинках, в неглаженой форме, с заросшими шеями. Плюс специфический лексикон (50 % — мат, 50 % — «ложи», «шо» и т. д.). Плюс круглосуточная готовность «подмолодить» (в переводе с лагерно-мусорского — просто поколотить арестанта). Понятно, лупят не всех подряд, особым мусорским чутьем улавливают, кто способен к сопротивлению. Сопротивление здесь не только и не столько готовность дать в этой ситуации сдачи, а последовательная способность противостоять мордобойному беспределу в правовом поле (обращения в суды, прокуратуру, СМИ и т. д.). Таких они обходят стороной, предпочитают не связываться. Зато прочим: необразованным, запуганным, тем более успевшим скомпрометировать себя в дисциплинарном плане — достается по полной программе. В зоне есть зеки-оригиналы, которые умудряются «получать» регулярно, чуть ли не каждые два месяца. Правда, бьют их «грамотно», не калеча, не оставляя синяков и прочих следов, но… ведь бьют. В XXI веке! В государстве, которое очень хочет выглядеть цивилизованным. В стране, которая очень хочет вступить в ВТО.