Ларс Лоренс - Утро, полдень и вечер

Вдруг открылась дверь. Смех, топот и хлопанье в ладоши сразу оборвались. Трое вооруженных людей застыли у порога, как у края бездны, в которую едва не шагнули. Дети, словно их толкнула невидимая рука, отпрянули назад и прижались к стене. Только Джон, возбужденный и оглушенный шумом, не сразу понял, что произошло, и продолжал танцевать спиной к двери. Но вот он сделал шаг вперед, затем повернулся и… замер. Кровь отхлынула от его щек, длинные усы повисли.

С полминуты никто не шевелился, точно при виде ужасного преступления. Первым заговорил молодой человек в очках и с винтовкой:

— Здесь нет никого из тех, кто нам нужен. Пошли.

— Погоди, Док, — отозвался веснушчатый низкорослый мужчина. — Мне кажется, этого старика я видел как-то в пикете.

— Слишком стар, — возразил Док. — Пошли. Мы теряем время. Арсе не станет прятаться в таком месте. Слышал, какой здесь гам стоял?

Док сделал шаг к выходу. Но веснушчатый не сдавался.

— Постой, — сказал он и, задрав подбородок, подошел вплотную к Джону. — Это все твои дети?

Джон уже успел немного прийти в себя. Ему стало легче оттого, что с ним заговорили по-человечески. Улыбаясь, он закивал головой.

— Неужели все? — недоверчиво переспросил веснушчатый.

Джон подробно и невнятно принялся объяснять, что так оно и есть. Свои слова он сопровождал жестами, в значении которых трудно было ошибиться. Да, уж такой он мужчина, у него детей как звезд на небе. Каждую минуту — ребенок. Ап! — ребенок, ап! — еще один, еще и еще. И он не успокоится, пока не заполонит ими всю землю. Ап! Ап! Ап!

Непристойным движением Джон изображал, как он производит на свет детей. Ха-ха-ха! Вот это мужчина! А вы разве мужчины? Куда вам тягаться со мной!

Веснушчатый пожал плечами, делая вид, что не понимает Джона, и отступил к выходу.

— Он не в своем уме, — сказал веснушчатый.

— Не скажи, — заметил, хихикая, третий, с прыщеватым лицом. — Если я правильно понял, он парень не промах.

— Ну, теперь вы довольны? — спросил Док. — Пошли дальше.

Он закрыл дверь и облегченно вздохнул. Ему удалось избежать еще одной встречи с детьми. На сегодня достаточно и того, что было.

Опасения доктора Дель Бондио подтвердились, прежде чем он вошел в дом. Вставляя ключ в замочную скважину, он услышал звук, напоминающий дребезжание фургона. Это тетушка Присцилла спешила открыть ему дверь. И так всегда: чем больше она волнуется, тем больше индейских украшений из серебра, кораллов и бирюзы нацепляет себе на шею и запястья, тем больше уродует свое невыразительное, серое лицо румянами и сурьмой. А когда волнение пройдет, она постепенно опять становится собой, то есть крепкой, жилистой леди из старого Бостона, ненавидящей побрякушки и питающей слабость к трансцендентной философии.

Сегодня тетушка была похожа на отставную шлюху. Когда она впускала племянника в дом, тяжелые безделушки, которыми она себя увешала, отчаянно бренчали. Дель Бондио чувствовал, что вся она дрожит от волнения.

— Ах, Доминик, как я рада! Я думала ты никогда не придешь, — прошептала тетушка, жадно вглядываясь ему в глаза. — Случилось нечто совершенно ужасное!

«Что ей удалось пронюхать?» — подумал доктор. Он погладил узловатые пальцы, державшие его за рукав, и изобразил успокоительную улыбку.

— Что именно? Рассказывайте!

Бренча своими побрякушками и задыхаясь, Присцилла потянула его за собой, к нише, что была в конце столовой. Дойдя до рояля, она остановилась, бросила испуганный взгляд на дверь и заковыляла обратно, чтобы закрыть ее.

«Да она совсем старуха», — подумал Дель Бондио. Уголок ее рта судорожно подергивался.

Половинку раздвижной двери заело, поэтому Дель Бондио пришлось помочь Присцилле.

— Эта миссис Кленденнин — воровка, — прошептала тетка, как только они оказались в нише.

Дель Бондио сел на табурет. Тетушка же была слишком возбуждена, чтобы сидеть. Конечно, ее обвинение абсурдно. Миссис Кленденнин просто святая. Ни одна женщина на свете не смогла бы прожить с тетушкой Присциллой столько времени, сколько прожила миссис Кленденнин. Но перечить старухе сейчас было бы бессмысленно.

— Воровка? — удивился племянник. — А что она украла?

Тетушка Присцилла прошептала совсем тихо, и Дель Бондио решил, что ослышался.

— Что вы сказали, тетя Присцилла?

— Газету.

Она так усиленно шевелила губами, точно разговаривала с глухим. А Дель Бондио соображал, что за таинственная история могла приключиться с газетой, и наконец вспомнил. Он сам позвонил миссис Кленденнин и попросил спрятать газету.

— Ах, вот в чем дело, — сказал он.

— Я и говорю — украла газету. — Она пытливо посмотрела ему в глаза и продолжала — Это просто непорядочно с ее стороны. Она же знала, что сегодняшний номер меня особенно заинтересует. Мы весь день ничего не знали об этом ужасном пожаре, а она нарочно спрятала от меня газету и сама читала.

— О пожаре? — спросил он и сразу же понял, что допустил оплошность. Если бы он промолчал, то она, возможно, заговорила бы о чем-нибудь другом.

— Как, ты не знаешь о пожаре?

Ее голубые глаза по-прежнему подозрительно изучали его лицо.

— Сирена все выла и выла, словно город был охвачен пламенем, как Содом и Гоморра. А я молилась, Доминик. Я молила бога, чтобы это случилось. Я сама с радостью бросилась бы в огонь, лишь бы господь обрушил свой гнев на это логово порока, на это…

Она опустила голову, потом укоризненно посмотрела на племянника.

— Ты не мог не слышать сирену, Доминик,

Конечно, слышал, но ничего не видел. Не думаю, чтоб пожар был сильным.

— О да! И все же жертвы были. Я видела две санитарные машины с трупами.

Ее нервный тик можно было бы принять за озорное подмигивание, если бы не испытующий, неподвижный взгляд голубых глаз.

— Неужели ты не видел пострадавших?

— Ко мне действительно приходило несколько человек с незначительными повреждениями, но я про них уже забыл.

Эти глаза. Они так наблюдательны и вместе с тем так насмешливы.

— Сегодня у меня был долгий и тяжелый день, — сказал он.

— Сочувствую, милый Доминик. Ты видел шерифа? Несмотря на усталость, доктор так и подскочил на месте. Она все знает. Наверное, какой-нибудь разносчик газет кричал на улице про Гилли. Значит, она видела, как принесли газету? Но тогда она выбежала бы и взяла ее. И не обвиняла бы миссис Кленденнин в воровстве. Вряд ли она случайно упомянула о шерифе.

— Шерифа? А зачем он мне?

— Значит, ты его не видел. Ах, Доминик, как это жестоко с твоей стороны!

Он ничего не понимал, хотя изо всех сил пытался сообразить, чего она от него добивается.

— Ты еще вчера дал мне обещание.

Вчера? Он каждый день дает ей обещания и тотчас забывает про них, да она и сама почти всегда забывает.