Дэвид Митчелл - Под знаком черного лебедя [= Лужок черного лебедя]

(Мама не заметила, что я больше не популярен.)

– Ульрика Визгунья и Ганс Распускай Руки не показались мне чрезмерно приятными людьми.

– Джейсон, я уверена, что твоя сестра немного преувеличила.

– А может, мы втроем куда-нибудь поедем, ты, я и папа? Мне понравилось в Лайм-Риджисе.

– Не знаю… – Мама вздохнула. – Не знаю, будет ли у нас с папой полегче с отпусками в следующем году. Давай посмотрим ближе к делу.

– Но у Дина Дурана мама работает в доме престарелых, а папа – почтальон, и у них всегда получается…

– Значит, мистеру и миссис Дуран повезло, – этот тон мама использует, чтобы дать понять, что ты говоришь слишком громко, – но не любая работа предоставляет такую гибкость.

– Но…

– Хватит!

Вышел управляющий кинотеатром. Он решает, кто попадет внутрь, а кому скажут «идите лучше сразу домой». Спасенные и отверженные. Он шевелит губами, рождая числа, и идет по тротуару медленно, словно гроб несет. Перо чернильной ручки царапает по клипборду. Там, где он проходит, люди в очереди облегченно ухмыляются и начинают озираться, чтобы поглазеть на отверженных. Спасенные – самодовольные сволочи. Им уготовано место в многоцветном царстве, в темноте. Для них, даже для сидящих на неудобных местах слишком близко к экрану, будет крутиться проектор, показывая «Огненные колесницы». Между управляющим и нами осталось двадцать человек. Ну пожалуйста, пройди еще несколько шагов по мостовой, всего несколько шагов, ну давай, всего пару шагов…

Пожалуйста…

Изо рта Росса Уилкокса воняло прогорклой ветчиной.

– Джейсон Тейлор ходит в кино с мамочкой!

Только что Марк Бэдбери говорил со мной о том, как выиграть в «Пакман». И вдруг это. Момент, когда еще можно отрицать, упущен.

– Мы тя видели! В Челтнеме! Ты стоял в очереди с мамочкой!

Человеческий поток и само время в коридоре замерли.

Я заулыбался – идиотская попытка приуменьшить серьезность атаки.

– Чё ты лыбишься, глист сальный? Небось лапал свою мамку на заднем ряду? – Уилкокс сильно дернул меня за галстук. Просто так. – И язык ей засовывал, а?

Он щелкнул меня по носу. Просто так.

– Тейлор! – Гэри Дрейк всегда охотится в паре со своим двоюродным братом. – Как это гадко!

Нил Броуз смотрел на меня, как смотрят на пса, которого ведут к ветеринару усыплять. С жалостью, но и с презрением – за то, что докатился до такой слабости.

– Небось целовались, да с язычком, а? – Энт Литтл – новый слуга Уилкокса.

Уэйн Нэшенд тоже его слуга, только со стажем.

– Небось он и палец ей засовывал!

Зрители единогласно проголосовали ухмылками.

– Чего ты молчишь? – Уилкокс имеет обыкновение зажимать кончик языка меж зубов. (Того самого языка, что знает на вкус каждую щелочку тела Дон Мэдден.) – И-и-или т-т-ты н-н-не м-м-можешь н-н-ничего сказать, п-п-пидорский заика?

Вражеское войско ударило в незащищенный фланг. На месте моего ответа распростерлась зияющая яма.

– Росс! – прошипел Даррен Крум. – Фланаган идет!

Уилкокс со всех сил наступил мне на ногу, вдавливая ботинок, словно тушил сигарету.

– Гнилодрочный заикательный мамочку-лапающий жопоглист!

Мимо пронесся мистер Фланаган, замдиректора, и стал загонять класс 3ГЛ в кабинет географии. Уилкокс, Энт Литтл и Уэйн Нэшенд удалились, но моя популярность корчилась, издыхая, в пыли. Марк Бэдбери разбирал домашнее задание с Колином Поулом. Я не стал ни к кому подходить – знал, что никто не захочет со мной разговаривать. Я только и мог, что пялиться в окно и ждать, пока мистер Инкберроу закруглится.

Золотые листья в тумане тускнеют, а красные коричневеют.

Сдвоенная математика – это девяносто минут тоски даже в лучший день, а сегодня был худший из худших. О, если б я только не выпросил у мамы поход на «Огненные колесницы». Если б только я пошел один и сам за себя заплатил!

Хотя Уилкокс и так нашел бы к чему прицепиться. Он меня ненавидит. Собаки ненавидят лис. Нацисты – евреев. Ненависти не нужны «почему». «Кто» или даже «что» – вполне достаточно. Именно об этом я думал, когда мистер Инкберроу грохнул по моей парте деревянным метром. Я вскочил и треснулся коленной чашечкой о край стола. Очевидно, я снова отключился посреди урока.

– Тейлор, тебе нужно помочь сосредоточиться?

– Э… не знаю, сэр.

– Небольшая дуэль тебя взбодрит. Ты против Пайка.

Я мысленно застонал. «Дуэль» – это когда ученик А решает пример на левой стороне доски, а ученик Б – тот же самый пример на правой. Клайв Пайк – математический гений класса 3ГЛ, так что я был заведомо обречен. От этого класс еще больше веселился. Не успели мы записать уравнение на доске, как у меня сломался мел.

Полкласса захихикало, в том числе несколько девчонок.

– Вот же лузер, – пробормотал Леон Катлер.

Одно дело, когда Росс Уилкокс изводит тебя при всех. Росс Уилкокс в этой четверти многих изводит. Но если мистер Посредственность, вроде Леона Катлера, вякает на тебя и ему плевать, что ты это слышишь, – твоя репутация лежит в руинах. Блин.

– На старт! – закричал мистер Инкберроу у меня за спиной. – Внимание! Марш!

Мел в руке Клайва Пайка элегантно защелкал.

Мне не суждено было решить это уравнение, и оно об этом знало. Мне даже невдомек, зачем на свете существуют уравнения.

– Сэр! – воскликнул Гэри Дрейк. – Тейлор подглядывает за Пайком! Это неспортивно, сэр, правда же?

– Я не п… – Вешатель перехватил «подглядывал». – Это неправда!

Мистер Инкберроу только протер очки носовым платком.

Тасмин Мэррелл рискнула нагло захихикать:

– Ай-яй-яй, Тейлор!

Тасмин Мэррелл! Девчонка, блин.

– Гэри Дрейк, какое у тебя обостренное чувство справедливости, – заметил мистер Инкберроу. – Тебе стоит пойти работать в правоохранительные органы.

– Спасибо, сэр! Возможно, я так и сделаю.

Я только начал рисовать робкие закорючки, а Клайв Пайк уже отошел от доски.

Мистер Инкберроу выдержал паузу.

– Отлично, Пайк. Садитесь.

Мое решение умерло на второй строке иксов, игреков и квадратов.

В классе послышались сдавленные смешки.

– Тихо, три-ка-эм! Нет ничего смешного в том, что я потратил неделю своей жизни на обучение вас квадратным уравнениям, а в итоге получил это… убожество. Все откройте учебники на восемнадцатой странице. Тейлор, садитесь. Посмотрим, разделяют ли ваши соученики ваше прискорбное неведение.

– Чмо, – прошипел Гэри Дрейк, когда я перешагнул через ногу, которую он специально выставил, чтобы я споткнулся. – Глист.

Карл Норрест не сказал ни слова, когда я вернулся за нашу парту. Он знает, каково мне сейчас. Но я понимал, что это лишь начало. Я выучил наизусть новое расписание и помнил, что ждет нас на третьем и четвертом уроке.