Юргис Балтрушайтис - Литва: рассеяние и собирание

Адам. Шесть миллионов. Приблизительно.

Маргарет. А города? Крупнейшие?

Адам. Вильна.

Маргарет. И только?

Адам. О других вы уж точно не слышали.

Маргарет. Хотя бы теперь услышу.

Адам. Витебск, Гродно, Минск…

Маргарет в удивлении качает головой.

Бальзак. Шесть миллионов — немало.

Пьер. Французов — двадцать четыре…

Бальзак. Так то — французов! La grande nation! [7] Великий народ! (франц.) Нашел с кем сравнить…

Адам. Литвины — двуро́дная нация.

Бальзак. Какая?

Адам. Два народа срослись в один.

Бальзак. Откуда их столько взялось?

Адам. Есть много гипотез. Те старые, что говорят «būk sveikas» [8] «Будь здоров» (лит.). , себя выводят еще из Великого потопа.

Бальзак( смеется). Скотиной прикинулись? Юркнули в Ноев ковчег…

Адам. Ной был не единственный. Спаслось еще несколько семей.

Пьер. Каким образом?

Адам. Скачка́ми — по вершинам гор. Когда вода откатилась, не сыскали дороги назад и основали нацию литвинов.

Бальзак. Завидная скакучесть. На вершину с вершины!..

Адам. Но, разумеется, это легенда.

Пауза.

Санд. Симпатичная легенда. Оноре, ты мог бы это использовать.

Бальзак. А как на самом-то деле? Видишь ли, Жорж, я реалист.

Адам. На самом деле это — индусская колония.

Бальзак и Санд переглядываются.

Бальзак. Ясно. Адам — индус.

Адам( качает головой). Нет, я славо-литвин. Индо-литвины — низкорослые, у них индийский овал. Глаза маленькие и тусклые. Когда смотрит, не скажешь, что́ он о тебе думает.

Бальзак. А славо-литвины — они откуда?

Адам. От индо-литвинского взрыва.

Пауза.

Санд. С чего взорвались?

Адам. Озлобились. Кто-то их крепко взбесил. Был тихий народец, и вдруг прорвало…

Бальзак. На вас?

Адам. …из берегов. Захлестнули соседние нации, нас обратили в литвинов и всучили державу. А сами дальше пашут землицу, ждут нового взрыва.

Бальзак( сочувственно). Господи, как там все перепутано, недовыражено. Внутри у России — Польша, внутри Польши — Литва, в ней — индусы, ждущие взрыва. Чересчур высока постройка, не потому ль рухнула? Но теперь хоть выяснилось, что Адам у нас — не поляк.

Адам. Почему, я — поляк.

Бальзак. А, старая песня…

Адам. Я литвин в узком смысле, но в широком — поляк.

Шопен. Не будучи роднею по крови, мы объединены общим делом — прекрасной великой Польшей. Не так ли, Адам?

Ждет от Адама подтверждения, но тот не спешит с лозунгами.

Санд. Á propos, Маргарет, Адам виделся с Гёте. (Адаму.) Маргарет переводит беседы Эккермана с Гёте и сама будет писать к этой книге вступление.

Маргарет (Адаму). Вы видели Гёте?

Адам. Выпала такая честь.

Маргарет.И Гёте вас видел?

Бальзак. Нет, он был уже очень стар, лишился зрения и двенадцати пальцев.

Шопен прыскает.

Санд. Бальзак, твой деревенский юмор приятен отнюдь не всем.

Адам (Маргарет). Я был представлен Гёте как его польский аналог. И его это позабавило.

Маргарет. Вы?.. Аналог?..

Адам. Я так был представлен.

Маргарет напряженно смотрит на Адама. Падает без чувств.

Санд (ловит падающую Маргарет). Воды! Боже, деточка, как ты осилишь вступление! При столь трепетном отношении к материалу… Дайте воздуха!..

Пьер подносит вазу, полную воды. Шопен распахивает окно.

(Пьеру.) Но это же ваза… для окурков.

Бальзак (сует чашку с кофейной гущей). Дай ей понюхать. Помогает.

Шопен (от окна). Как она там, Аврора?

Санд. Возвращается. (Маргарет.) Ты не хочешь прилечь?.. Комната для прислуги — свободна.

Маргарет. Ничего… У меня бывает. Это сосудистое… (Улыбается, обмахивается, пробует всех уверить, будто случившееся — пустяк.)

Звонок в дверь.

Бальзак. Особенный гость?

Санд. Фредерик, ты откроешь? (Зовет мужчин передвинуть стол.) Расчистим простор для гостя. (Содрогаются рюмки на столе.) Осторожнее, не свалите…

Шопен выходит. За дверью слышны грохот и ругань. Санд выбегает.

Бальзак( прислушивается). Уж не гроб ли несут?

Пьер. Что за гроб?

Бальзак. Николкин. Генуя отказала, Марсель не принял, а Жорж — принял. И мы как раз высвободили место для гостя.

Входит Санд.

Санд.Особенный гость, fellows. Со Средиземного моря.

Бальзак. А я что говорил…

Грузчики вносят рояль.

Санд. Восемь месяцев таможня Пальмы держала его под арестом. Искали клавишу, нажатие коей делает Шопенчика фортепианным гением. (Грузчикам.) Ставьте… Фредерик скоро покажет, чего искали эти болваны. Не начинай без меня, Шопен.

Санд и грузчики выходят. Шопен открывает крышку, пробует клавиши.

Бальзак. И как вы там преуспели?

Шопен. Я думал, ума лишусь. Глушь, ветер, убожество. Больше нечем было заняться: только играть и кашлять.

Санд( возвращается ). Что за остров, fellows. Подлинный рай — всем советую. Долина, горы, лимоны… Повремени, Шопен. ( Берет со стола подсвечник и вазу.) За компанию, Адам?

Санд и Адам лезут под инструмент и там закуривают.

Санд. Мальорское море, горы и ветер в живом исполнении Фредерика на инструменте оригинала. Начинаем.

Шопен, потерев затекшие руки, начинает играть. Раздается нежная, тоскливая мелодия — это новая композиция, сочиненная на Мальорке.

Санд (о музыке). Как тебе, Адам?

Адам. Невероятно.

Санд. Что-то вызывающе новое, и вроде бы ничего… Тот же самый Шопен, а иной. Шопен всем Шопенам.

Адам (упиваясь музыкой). Он тебя высасывает, Аврора… Пьет из твоего таланта.

Санд. Да… Я выкормила двоих, выкормлю третьего. Теперь вот — особенно красивое место… Тут он рассвирепел, что я не пустила его на террасу. Слышишь, как сильно. Ненависть.

Музыка набирает грозную силу, затем вновь смягчается до печали.

Санд. Видимо, настал такой возраст: желаю делить себя. Ради Шопена жертвую всем, что мною еще не написано, пусть перемалывает меня в музыку… А что написано — отдаю Пьеру, прошу, чтобы он поправил. Он истинный пророк, Адам. Ты обязан его узнать. Невыразимо новый человек. (О музыке.) Разве это не потрясающе?

Адам. Невероятно.

Санд. Да. (Зажмурившись, дирижирует тлеющей цигареттой.)