Алекс Гарридо - Книга Дока [litres]

В конце концов командир гостей одним неуловимым движением заступил путь беглянке и подобрал ее с пола, и Док заметил, что показывает своим – стоять, и опустил руку. Тир не подвел, не шелохнулся.

Командир шагнул обратно, сжимая в кулаке тонкое пластиковое тельце, протянул упаковщику. Тот накинул фольгу на круглую голову куклы и начал подгибать края, и только тогда кулак разжался. Всё в том же раздвоении восприятия Док слышал хруст осколков под рифленой подошвой командирского ботинка, слышал злой выдох Рыжей из-под фольги.

Держись, Док. Увидимся в аду.

Так она сказала, и у Дока не оказалось времени размышлять, что она имеет в виду.

Изображение на экране мелькало и дергалось, как на черно-белой, начала прошлого века, пленке. Бастер Китон, комик без улыбки, желчно подумал Док, наблюдая себя, ползущего вдоль кирпичной стены по бесконечной лестнице в бесконечное небо. Следом, носом в его подошвы, Бобби. Стена везде, кроме стены ничего не видно, только сразу над ней – небо, но никак не понять, насколько высока стена. Перспектива искажена, понял Док. Откуда это снято? Док не мог понять даже, видит он себя сверху, снизу или это взгляд прямо из стены, потому что одновременно он видел небо где-то вдали над собой, и Бобби, как приклеенного к его ботинкам – что ж он дистанцию не держит? – и свое напряженное лицо с отсутствующим взглядом. Док видел это одновременно и не мог понять, как это помещается в пленку и в его голову. Это не было наложением кадров. Картинка на экране была совсем простая, черно-белая, дрожащая и – одновременная, Док не мог найти более подходящего слова. Это все было более чем странно. Включая то, что Док не помнил этой лестницы и этой стены, да и небо, если присмотреться, было какое-то не такое. Док не мог разобрать, кучевые на нем облака или перистые, или всё оно затянуто сизой грозовой тучей, или абсолютно безоблачно.

И всё это нужно было если не понять, то хотя бы вобрать в память, чтобы учитывать в дальнейшем. Происходящее на экране было не менее важно, чем металлическое кресло, к которому Док был пристегнут ремнями по рукам и ногам. Не менее важно, чем трое серьезных людей в строгих костюмах с маленькими круглыми значками на лацканах – Док знал, что по краю красивой вязью струится надпись «Архитектурное бюро “Максель и партнеры”», и что никто никогда не видел Макселя, вот эти трое и есть партнеры, а сколько их всего, знают, наверное, только они сами. Происходящее на экране было не менее важно, чем то, что девочки сейчас находились где-то в закоулках базы, упакованные алюминиевую фольгу, лишенные связи с Доком и, скорее всего, между собой.

Несомненно, всё это было связано одно с другим, но как? Док предпочел молча ждать разъяснений. Но дождался только зрелища собственного падения в пылающую пустоту по ту сторону стены, где в невидимом пламени таял город, слишком похожий на тот, в котором Док жил и любил.

Экран погас.

– До этого момента, – сказал один из серьезных людей, – всё шло по плану. В соответствии с расчетами. С такой пугающей точностью, какой вообще не бывает. А дальше…

Док смотрел в пустой экран.

– Дальше тоже, можно сказать, всё соответствует расчетам, – это уже включился серьезный номер два. – За исключением одного момента. Правда, этот момент каким-то образом растянулся на девять лет. Там, – серьезный человек кивнул в сторону экрана, – один момент. Здесь – девять лет и… уже четыре месяца. Там эксперимент застыл в одной точке и никуда не движется. Здесь – успешно завершен девять лет и четыре месяца назад. Если верить календарю. Некоторым из календарей, потому что не все совпадают. Что скажешь, Док?

– Я?

– Ты. Именно ты.

– А почему именно я? Ваши умники выдумывают черт знает какие эксперименты, а отвечать должен подопытный кролик? Я не в курсе даже, какова суть и цель опыта. Я не знаю, ни что это за стена, ни куда ведет эта лестница, ни за каким чертом я туда полез. Я вообще там не был.

– Ты был там, Док, – сказал третий партнер. – Ты и вся группа.

‹Описание эксперимента изъято внутренней цензурой архитектурного бюро «Максель и партнеры»›

Док поморщился.

– Так это всё – просто макет реальности? Всего-навсего? И ничего не было?

– Ну, кое-что было. Даже большая часть всего этого. Не было Клемса. Этот поворот сюжета целиком на твоей совести. Мы… не додумались бы, знаешь. По тебе и не скажешь, что ты питаешь слабость к мужчинам.

– У вас устаревшие представления, – пожал плечами Док.

– Потом появились куклы, – не смущаясь, продолжал второй партнер. – Их не было вначале. Откуда они взялись? Может быть, ты в детстве играл в куклы? Почему этого нет в досье? Почему, черт возьми, в твоем чертовом досье вообще ничего нет?

– Я не играл в куклы, – уточнил Док. – Я в машинки играл. Клемс, кстати, тоже. Мы дрались из-за машинок. В детстве.

– Да не было никакого детства. Никакого чертова детства у чертова Клемса. Пока его к черту не убили в этом чертовом Климпо, его не было вообще, ты понимаешь?

– Нет, – признался Док.

Второй партнер неожиданно успокоился, сел ровно, поправил лацканы.

– Что будем делать, Док?

Док приподнял бровь.

– Что будем делать? – повторил второй партнер.

– Я не понимаю, что вы имеете в виду. Я делаю то, что мне приказывают. Не надо спрашивать у меня, что делать. Это ваше.

– То, что тебе приказывают? – недоверчиво переспросил первый партнер. – И кто тебе приказал устроить этот бардак на базе? Когда уже никто не понимает, по какому времени живем, какой день недели, месяц и год, какова численность и состав групп, кто командир и кого из психологов повесить за попустительство и халатность?

– Никого, – четко ответил Док. – Отдайте девочек – и я постараюсь навести порядок.

– Наведешь порядок? А ты можешь? Ты понимаешь, что здесь к чему?

– Нет. Но я постараюсь разобраться.

– Было бы здорово, Док. Да вот только никто на это не пойдет.

– Причина?

– Ты – лицо заинтересованное.

– В чем же это я заинтересован? – хмыкнул Док.

– В сохранении статус-кво.

– Не понял.

– Клемс… или та сущность, или видимость сущности, которую ты называешь Клемсом – или персонаж твоего бреда – возник в этом бардаке. И существует в нем. Логично предположить, что только в нем он и существует. Бардак, рассинхронизация базы, многослойность и многомерность происходящего – необходимое условие его существования. Если наведем порядок, его больше не будет.

– Его и так нет, – глухо возразил Док.

– Где-то нет, где-то есть. И пока ты мечешься по этим лоскутам реальности, ты иногда, в той или иной форме, встречаешь его. Но как только порядок восстановится…

– Класс! – восхищенно выдохнул Док.