Алекс Гарридо - Книга Дока [litres]

– И чему ты так радуешься?

– Тому, что, пока всё так, у меня есть надежда. Навести порядок вы, очевидно, не в состоянии, иначе уже навели бы. Мне навести порядок не дадите. Значит, в любой момент это может произойти: я попаду в ту версию происходящего, где Клемс жив. Да хоть сейчас. Кто-то из ваших… специалистов стукнет меня как следует… или вколет какой-нибудь дряни, а я и провалюсь туда. Что мне сделать, чтобы ускорить процесс? Плюнуть вам в лицо?

Партнеры переглянулись. Первый и второй отступили в сторону, третий, почти неотличимый от них, выступил вперед.

– Ты не понимаешь, Док. Ты решил, что мы враги. Это ты зря. Давай я объясню тебе, в чем твоя ошибка.

– А хочешь, я объясню вам, в чем ваша? – спросил Док. – Вот чип – это вы зря. И дрянью меня накачивали – зря. И девочек зря забрали. Я вот только одного не понимаю, и это не про вас. Черта ли я вам доверился, душу продал или что там надо было сделать, чтобы стать вашим охотничьим псом. Черта ли я вам служу, если вы так косячите.

– Да нет же, Док. Ни черта ты не понимаешь. Не должна вся огромная махина – база, люди базы, все мы, и город вокруг, и всё это – не должно всё держаться на одном гвозде. Какой бы ты крепкий ни был. Как бы ни крутил всё вокруг на себе. Не удержишь. Не удержишь, Док. Нет. Ты думаешь, только тебя раскидало на варианты? Тебя интересует, что стало с семьей Тира? А он твой боец, между прочим, который за тобой идет… куда угодно – и кого угодно порвет. А ты за него – что? Как там его ребенок?

Док смотрел, как третий партнер печально качает головой, и не верил ни одному слову. Партнер продолжал.

– Они ведь все сегодня были готовы что угодно сделать по твоей команде. Шансов у них не было ни одного, но они были готовы.

– Это их работа, – отрезал Док.

– Да. А твоя? Ты знаешь, с кем спит Енц?

– Я не спрашиваю об этом.

– И не спрашивай. А знать должен. Впрочем, после того, как ты сам таскал по всей базе полуразложившегося зомби…

– Нет.

– …Тебя, видимо, такие мелочи уже не волнуют. Как и то, что Гайюс отстранен и… Как специалиста мы его потеряли, но надеюсь, его хотя бы вылечат.

– Нет.

– В квартире Бобби обнаружены следы человеческих жертвоприношений. Ты случайно не знаешь, в честь какого божества он служил свои черные мессы?

– Нет.

– Да.

Третий перевел дыхание, сделал несколько шагов в одну сторону, в другую. Как будто собирался с мыслями или успокаивал себя.

– И это твои бойцы, это наш специалист. Это очень, очень крепкие ребята. Я даже не начинал еще рассказывать, что творится в городе. Хочешь, расскажу.

– Нет. Ладно, я верю. Просто верните девочек. Я разберусь.

– Ты просто расскажи, как ты это сделал, Док.

Они не понимают, думал Док. Они не понимают. Это сделал не я. Это Бобби. Это Ягу. Это все, кто любит… меня, всех нас.

Это не я… Не я один. Это я и Бобби. Я и Ягу. Я и Тир. И Данди. И Енц, господи, Енц, любовник смерти! И его смерть, его Смерть, его трепетная и страстная Зигмунда Фрейда, сирота, удочеренная любовью. И безумное и прекрасное тибетское божество Магдалина или как там ее теперь, ненасытная кровопийца, нежная, жадная и ревнивая. И Молли, дитя, бунтарка и заводила, предводительница банды безумных кукол. Надо же, их трое, а я, выходит, всадник на черном коне. А ребята? А Гайюс-Рене-кофе-сэндвичи-Камилл? Ну, какой апокалипсис, такие и всадники. Как меня угораздило? Что нас связало? И не вспомнить теперь.

Но он помнил: кровь, кошмары, смерть, любовь. Одиночество. Надежда.

Где выход? Там же, где и вход? Или – идешь сквозь ад, так иди до конца? Как мы поймем, что ад кончился? Там нас встретит ангел Кристина с младенцем на руках? И Клемс, которого нет и не было, но который должен быть.

– Верните девочек. Мы разберемся. Обещаю.

– Невозможно, Док. Никто не станет тебя бить, никто не станет ничего тебе колоть. Но ты заснешь – и где окажемся мы все при твоем следующем пробуждении?

Док слегка прикусил губу. Ответил сдержанно:

– А если не собираетесь бить и колоть, зачем пристегнули?

– И не только пристегнули. Еще и голову фольгой обмотаем. Чтобы чертов самозваный демиург во сне не сотворил еще пару тройку свихнувшихся реальностей, по которым нам потом за ним гоняться. Просто никто уже не знает, чего еще можно от тебя ожидать, Док. Никто не знает. Может быть, это не ты сошел с ума, а мы все – каждый на свой лад. И наши галлюцинации перепутываются и застревают друг в друге. Но никто из нас не мог бы придумать Клемса. Поэтому мы считаем, что это твой бред. Поэтому ты здесь, а мы пойдем разбираться со всем чертовым дерьмом там, снаружи. Вот, полюбуйся.

Один из партнеров взмахнул рукой с пультом, и на экране снова замелькали пятна света, задвигались линии и фигуры. На этот раз, похоже, чередовались изображения с внешних камер. Док моргнул несколько раз, чтобы убедиться: он видит то, что видит. Улицы, сходящиеся к башне с часами, неузнаваемо преобразились. Стены домов покрыл плющ, лианы оплели фонарные столбы, между крышами протянулись плети виноградной лозы. Среди буйной зелени порхали создания невероятных форм и расцветок: крошечные колибри и гигантские бабочки, огромные, как опахала восточных царей, райские птицы и невероятные пернатые змеи. Сами же улицы как будто раздвинулись ввысь и вширь, теперь на тротуарах и мостовых толпились не прохожие, а дивной красоты храмы и дворцы, пирамиды, мавзолеи, башни, маяки, триумфальные арки. Посреди площади – Док никогда не замечал, что она так велика, – в каменной чаше колыхалась светлая вода. Маленькие водометы по краям чаши создавали волны, и множество парусников качались, то сталкиваясь, то расходясь.

Над всем этим неимоверным и невероятным великолепием на тонких, как у гигантских насекомых, ножках-ходулях шествовали огромные расписные слоны. Они не помещались в улицы и парили над ними в окружении нарядных монгольфьеров.

– О, черт, – сказал Док. – О, боже. Что это?

Трое партнеров молча посмотрели на него и вышли, а потом он услышал за спиной металлический шорох фольги.

В пространстве алюминиевой фольги, в затоне, куда не проникает течение вселенной, в тихой заводи, в мертвой воде небытия три головы дружно повернулись к нему. Три пары глаз – пластиковые, стеклянные и нарисованные на фарфоре – уставились на него с радостным азартом.

Три тонких голоска слаженно хихикнули, как будто репетировали, готовясь к его прибытию.

– А они и не знают, что вся фольга на свете обматывает одно единое пространство.

– И мы не знали! А теперь знаем.

– Мы назвали этот эффект «фольга Зигмунды», как бутылка Клейна и лента Мебиуса.

– Как кот Шредингера!

– Как Пифагоровы штаны!

– Как правило буравчика!

– Это не фамилия.

– А я думала…