Натан Энгландер - Ради усмирения страстей [Литрес]

Меня воспитывали на традициях. Виды священного Иерусалима, далекого, как рай. Такого драгоценного, что Господь пощадил его, когда насылал на землю потоп.

Я могу показать вам долину, где Давид убил Голиафа. Прочесть наизусть любовные песни, написанные его сыном Соломоном. Тринадцать раз он был осажден и двадцать раз завоеван. Я могу провести вас по улочкам Старого города и про каждую из них рассказать историю.

Это мои знания. Книжные. Я думал, что выучил все про Иерусалим, а оказалось, мои представления очень и очень устарели.

Я иду по улице, окна тут пустые, стены почернели. Булыжник отполирован до блеска. Даже ветви деревьев и крыши домов почистили. Каждый пятачок, где лежало тело, отмечен свечами. Пятьдесят здесь, сотня там. Временные маячки перед тем, как появятся памятники.

Я направляюсь к кафе. Киваю владельцу, смотрю на всех этих людей снаружи – они позируют перед камерами, друг перед другом, давая понять, что способны прожить этот день как ни в чем не бывало.

Сажусь за свой столик, заказываю кофе. Официантка уходит к своей машине. Подперев рукой подбородок, гоню прочь мысленные картины: раскрытые рты, тучи дыма. Взрывы, как дикие птицы.

Сегодня день обретения религии. Время признать, что один бог правее другого, и увидеть в печальной действительности завет – некое обетование того, что будет лучше. Знаки есть, стоит лишь приглядеться. Если очень захочется вновь вернуться к старым ведениям – щепотка соли через плечо, молитва перед дальней дорогой, красная священная нить на запястье.

Колдовство и суеверия.

Утешение.

Гул, сотрясший воздух, врывается в кафе. Волосы у меня встают дыбом.

Остальные беседуют и едят. Одинокая женщина уставилась куда-то невидящим взглядом, не перевернутая журнальная страница застыла на полдороге.

– Истребитель, – говорит официантка и, опершись на барную стойку, улыбается.

Она умудренная опытом. Бывалая. Военный самолет, очевидно. Преодолел звуковой барьер.

Я хочу улыбнуться ей. На самом деле я хочу стать таким, как она. Я сосредоточиваюсь, делаю глубокий вдох, присматриваюсь к ней. Замечаю: как опираться на барную стойку с умным видом. Нельзя допускать громких возгласов, порывистых движений.

Хочу взять чашку с кофе – она дребезжит, я обжигаю пальцы, отдергиваю руку.

Ужасная дрожь в руках. Вчерашние звуки не выходят из головы. Прочищаю ухо, как пловец. Проблема с мелкими частотами, я уверен. Характерный для Иерусалима звон в ушах.

Официантка применяет ко мне свой официантский прием. Подает мне большую округлую сдобу, маковые зернышки в глазури. За счет заведения, что-то вроде обмена. Мы тебя уважили, ну и ты не сходи с ума.

Ориентиры. Символы. Владелец подскакивает ко мне, треплет по руке.

– Хорошо начинать утро с круглой еды, – говорю я. – Это символ вечности и нерушимости циклов жизни. – И тычу свободной рукой: – Трещины в стеклах тоже хорошая примета. Каждая из них означает, что еще один демон изгнан.

Он улыбается, словно хочет сказать: так держать, затем добавляет от себя:

– Скол на твоей кружке, – говорит он. – В нашей семье это считается добрым предзнаменованием. И если судить по моей кухне, у нас впереди сплошные удачи.

Официантка придвигает ко мне сдобу, как будто я мог про нее забыть.

Но сегодня нельзя принимать подарки, не тот день. Инбар предупреждала меня: не отступай от распорядка.

– Не закрывай глаза! – предупреждала Линн.

И даже история этого места полна такими предупреждениями. Одни сопровождают каждое разрушение, другие сопутствуют возрождению. И это равновесие не дает миру рухнуть. Соблазны, чреватые утратой рая и свободы, превращающие младших сыновей в первенцев. И длинный перечень неопалимых кустов и разбитых скал.

Бесчисленное множество заветов, скрепленных пищей и огнем. Жертвоприношение за жертвоприношением. Я стряхиваю руку хозяина кафе и перебираю в уме библейские примеры.

Ничего не пробуй из любопытства.

Не торгуй своим добрым именем от голода.

А когда взрыв в общественном месте незримо для других заденет и тебя, скрывай это ото всех, если только тебя не призовут вести их за собой.

Десять дней раскаяния – в иудаизме дни, посвященные покаянию в грехах и мольбам о прощении в наступающем году. – Здесь и далее примеч. перев.

Йом Кипур ( ивр. День Искупления) – в иудаизме день поста и покаяния. Отмечается в десятый день месяца тишрей.

Милосердие, сострадание ( иврит ).

В Пасхальной агаде говорится о четырех сыновьях, четырех типах евреев: «Один сын мудрый, другой – нечестивый, третий – простодушный, четвертый – который не умеет спрашивать».

Алексей Каплер (1904–1979) – кинодраматург. В 1940-х был репрессирован.

Мицва – предписание, заповедь в иудаизме. В обиходе мицва – всякое доброе дело, похвальный поступок.

Кафедра, подставка для богослужебных книг ( идиш ).

Фултонский рыбный рынок в Нью-Йорке – один из крупнейших в мире рыбных рынков, функционировал с 1922 года, в 2005 году перемещен в новое здание.

Швуэс – праздник дарования Торы.

В Песах во время седера каждый должен выпить четыре бокала вина.

Акива (около 50–135) – систематизатор Алахи, один из основоположников раввинистического иудаизма. Об Акиве ходит много легенд.

Роспись или картина, создающая иллюзию объема. ( фр. ).

Быстрее ( нем. ).

Штибл – букв. комнатка ( идиш ) – маленькая хасидская молельня.

Вероятно, имеется в виду трюк, названный по имени братьев Хенлон – британских акробатов, популярных в середине XIX – начале XX века. Труппа братьев Хенлон оказала большое влияние на современное цирковое искусство.

Фред Астер (1899–1987) – американский актер, танцор, хореограф и певец, звезда Голливуда. В фильме «Королевская свадьба» (1951) Астер, танцуя, взбирается на стены и даже на потолок – во время съемки этого эпизода комната-декорация поворачивалась.

Габай – староста в синагоге.

«A&S» («Abraham & Straus») – сеть нью-йоркских универмагов, существовала до 1994 года.

«Корнинг Уэар» – марка огнеупорной кухонной посуды из стеклокерамики.

Мама ( ивр. ).

Действие рассказов Натана Ингландера часто происходит в вымышленном районе нью-йоркского Бруклина под названием Ройял-Хиллз, где живут ортодоксальные евреи. Поэтому реальные топографические названия часто перемежаются с несуществующими. Так и в данном случае.