Натан Энгландер - Министерство по особым делам [Литрес]

Ну, подумал Кадиш, это слишком. Не может она требовать от него такого.

– У меня траур, – сказал он.

– Нет, – возразила Лилиан и помахала пальцем. – Траура у нас нет. У меня траура нет. А ты решай сам. Под этой крышей ждут – и только. Ждут, надеются и помогают сыну вернуться домой.

– Нельзя ждать невозможного, – сказал Кадиш. Он поднялся, встал перед женой.

– Можно. Я жду. Я всю жизнь позволяла тебе проваливать одно дело за другим. И всю жизнь прождала, когда же наконец у тебя что-то получится. Так что я имею право ждать и сейчас.

Кадиш задышал быстро-быстро, он чувствовал, что вот-вот заплачет.

– Не смей, – строго сказала Лилиан. – Запрещено. Ты уже сказал, во что поверил. Так знай – мысли твои зловредные. В них яд. И они действенны. Из-за них ложь может стать правдой.

– Я разговаривал с этим человеком, – повторил Кадиш. – Со штурманом.

– Это все пустая болтовня.

Кадиш так отчаянно тосковал по сыну, будто раньше вообще не испытывал отцовских чувств. Но что делать с ультиматумом Лилиан, он не знал. Знал только, что провести еще одну ночь до рассвета под скамьей, завернувшись в занавес – на это его просто не хватит. Похоже, в ряду сомнительных шансов и отдаленных возможностей, на которые он делал ставку, в ряду выгодных предприятий, обернувшихся провалом, эта сделка займет свое место. Еще одна сделка, заключенная при отсутствии выбора. И Кадиш наклонился к жене, поцеловал ее в щеку и прошептал на ухо:

– Твоя крыша, твои правила.

– И не меньше, – заявила Лилиан, возвращая поцелуй. – Мы знаем, что он жив, Кадиш. И тогда он вернется.

Сможет ли он верить, что мертвый сын жив, – этого Кадиш не знал, зато он знал: без Лилиан ему не продержаться. В стране, где каждый вынужден жить в одной лжи, так ли уж страшно – ради Лилиан, ради него самого – попробовать жить в другой?

Кадиш прошел к кровати, лег, не раздеваясь. Наверное, оно того стоит. Он справится – Лилиан заснет, и он сможет лежать рядом, обнимать ее и думать о правде. Так он сказал себе, не зная, что спать Лилиан не собирается, что, пока не вернется сын, она никогда не ляжет.

Лилиан подошла к раковине в ванной, сполоснуть рот. Простыня на зеркале ее испугала. Лилиан сгребла ее в кулак, хотела сдернуть, но глядя на ее белизну, остановилась, решила: пусть висит. Лицо Пато, лицо Лилиан это зеркало больше не отражает. Но тогда что она в нем увидит? Пусть остаются воспоминания.

Лилиан сунула деньги в руку Кадиша, сомкнула вокруг нее пальцы.

– Постоянно жить в тревоге мы не можем. Гостя надо покормить. Придет Фрида. Как насчет бифштексов? – Кадиш кивнул, и она добавила: – Проследи, чтобы хоть один был приличный.

Они уже задолжали за квартиру. Оба не работали. На следующий день после того, как Кадиш сообщил о смерти Пато, Лилиан взяла деньги, которые он оставил на столе, чтобы потратить их на гостью.

– Бутылка вина, – распорядилась Лилиан, когда лифт пошел вниз. Кадиш смотрел прямо перед собой. Команда свыше.

Кадиш зашел к мяснику – тот отсутствовал. Дочь – она иногда помогала отцу за кассой – щеголяла в его переднике. Она могла бы обернуть передник вокруг себя два раза.

Кадиш покупал здесь мясо с незапамятных времен и не помнил случая, чтобы его не встретил сам мясник. Хулиан, шаркая изувеченными плоскостопием ножищами, выходил навстречу Кадишу из-за прилавка.

Что сказать в эти дни, когда сказать нечего, когда думать, что человек нездоров или уехал в отпуск, не приходится, когда напрашивается только один вывод. Кадиш не представлял, в какие неприятности мог вляпаться мясник. Да в те же самые, что и его сын.

Кадиш всмотрелся в лицо девушки, окинул взглядом опустевшую лавку: похоже, его вывод верен. Мясник пропал, а вместе с ним – и все его покупатели. Многие ли из них, как и Кадиш, поняв, что произошло, все равно пойдут к прилавку так, будто ничего не случилось?

Кадиш прислушался – звуки были непривычные – и понял, что это девушка яростно рубит кости секачом. Губы ее были плотно сжаты. Ясно, что у нее на уме. Раз – и генеральская голова, никак не меньше, летит с плеч.

Он глянул на плохо, неумело нарубленные куски мяса. Похоже, эти бифштексы развалятся, не успеет она завернуть их в бумагу. Студент доктора Мазурски номер два. Обрабатывает свой первый нос.

Кадиш кивнул дочери мясника и заказал три бифштекса.

Он было направился к выходу, но остановился. Наверное, надо что-то сказать, поддержать ее, как-то выразить сочувствие? Тем не менее Кадиш просто стоял и молчал. И не в том дело, что все мысли улетучились. Просто после встречи со штурманом Кадиш мог сказать только одно: ваш отец умер. Домой он не вернется. Но это не его миссия. Он же не старуха с косой. Сообщать о смерти раз в день – более чем достаточно.

У какой-то машины на улице урчал двигатель. Кадиш крепко сжал сдачу, будто его руку все еще обхватывала рука Лилиан. Он толкнул дверь бедром, едва не разбив о нее бутылку вина.

Всю дорогу домой его раздирала ненависть к Фриде. Прийти поесть к людям, которые отчаялись, – это кем надо быть? Что это за подруга, если она допускает, чтобы мать пропавшего сына – без денег и перспективы их заработать – угощала тебя бифштексами под бутылку вина?

На Кадише была куртка штурмана, под ней – пиджак. Оторванный лацкан уже не свисал. Лилиан заставила Кадиша пришить его. Она оставила лишь простыню на зеркале, но для человека, которому стыдно смотреть себе в глаза, это даже хорошо.

Дома выяснилось, что Кадиш напрасно думал о Фриде плохо.

– Ты наша гостья, – сказала Лилиан. – А это в нынешние нерадостные времена большая радость.

Фрида, качая головой, доставала из сумки еду. Ее запах дошел до Кадиша, в желудке у него заурчало.

– Бифштексы, – объявил он, но по ошибке поднял руку, в которой держал бутылку вина.

– Бифштексы прибереги для другого случая, – сказала Фрида. – Поужинаете ими в другой раз. А может, и Пато к вам присоединится.

– Дай-то Бог, – сказала Лилиан и добавила: – Аминь, – будто в заключение молитвы.

Фрида принесла еду, а ведь по обычаю ее приносят, когда приходят в дом, где траур. И Кадишу стало чуть ли не физически больно от того, что это было не так. Он шагнул вперед и поцеловал Фриду в обе щеки. Они всегда симпатизировали друг другу. И теперь тепло обнялись.

Лилиан залезла в одну из сумок Фриды, вытащила оттуда миску – курица с рисом. Поставила ее на стол, взяла зеленый горошек и отправила несколько штук в рот.

– Кто это приходит на ужин со своим ужином? – спросила Лилиан.

– Тот, кто лучше готовит.

Фрида достала бутылку молока, на две трети пустую и еще холодную.

– Это мне для чая, – пояснила она.

Комментариев не последовало, и она принялась и дальше вынимать еду из сумки. Бататы, маринованные огурцы, чуть помятая груша, а с самого дна – поднос с эмпанадой [45] Пирожки с мясом ( исп. ). , один пирожок надкушен.