Василий Кондратьев - Показания поэтов [Повести, рассказы, эссе, заметки] [litres]

Недоросли уезжали в гран-тур, чтобы приобрести все необходимые им знания вживе, на месте, на самом деле. Это замечательное европейское свойство искать the real thing, посвятив жизнь логическому доказательству её существования… Англо-немецкий педантизм, который определил чудесную атмосферу того притона, каким в начале этого века были Таормина и Капри, Танжер и Александрия, миры Гледена и барона Корво, Пола Боулза и Лоренса Даррелла… Вы знаете, сказав «фотография», трудно не добавить «на память». Посмотрите на этих мальчишек, припомните все тела и ласки, которых всегда было мало, потому что в этом и заключается правда классического искусства. Оно просто обязано идеализировать, чтобы удовлетворять. Мне кажется, что в снимках Гледена очень много от противоестественной чувственности современного общества, я имею в виду этот сертификат подлинности, который как будто бы проставлен на каждом фото. Не то, что в музее, а «настоящее»… Мне кажется, что именно благодаря фотографии классическое искусство перешло в китч и в культ. Но таким оно мне даже больше по душе…

Когда появилась такая элементарная вещь, как камера, и с её помощью начали изготовлять новые картины, выяснилось, что это очень чувственный вид искусства. Вид изобразительности, который может очень точно подчеркнуть разницу между воображаемым и действительным, между мысленным идеалом и достаточно хрупкой, некрасивой и в общем-то пошловатой действительностью. Такой, как, например, человеческое тело. Смысл фотографии – в показе тонкой, нюансированной чувственной разницы между идеальным образцом и настоящей вещью. Смысл заключается в мысленном сопоставлении, которое сразу же проводится. В некотором абсурдизме жизненной логики, смешивающей два совершенно различных смысла – обыденный и идеальный. То, что можно сказать о человеческом теле, можно сказать обо всём остальном – о ландшафте, например. Когда-то я увлекался чтением записок английских путешественников по Греции. Гран-тур и прекрасен несовпадением классического идеализированного образования и достаточно жалкого, однако неуловимо затягивающего в себя средиземноморского кейфа. В котором главную роль играет отнюдь не прекрасный образ, а всё связанное с атмосферой, обаянием жизни, каким-то genius loci. To занимательное, что может принести разглядывание фотографии, как раз происходит не в сфере искусства, а в атмосфере жизни, которая вызывает у путешественника мысли о сладком ничтожестве парфенонов.

В свою очередь, с современным искусством, которое так помешано на аутентичности, фотография тоже сыграла свою шутку. Здесь фотография связана с темой неуловимого, нерепрезентируемого. С одной стороны, она работает на сладости несовпадения, с другой – как бы достоверна и является единственной формой сохранения и существования современного искусства инсталляций и всего того, что не имеет никакого права называться искусством, то есть представляет собой какую-то другую форму несовпадения. С помощью фотографии современное искусство становится прекрасным, интересным, интригующим, всем тем, чем оно по сути дела не является. Я помню разговор с Юрием Лейдерманом, когда мы сетовали на то, что мечтать о современном искусстве по маленьким чёрно-белым фотографиям в журнале «Декоративное искусство» было как-то интереснее, чем знакомиться с ним напрямую, чем сама эта real thing. В этом была какая-то интрига, серьёзная мистификация.

Не представить ли нам себе фотографию как комплекс неполноценности, некоторое суеверие и даже, может быть, ворожбу… А нашу любовь к ней как доказательство того, что для нас existence is elsewhere, и так будет всегда? Фотография для меня всегда являлась формой зеркального существования, относящегося к сфере чистой возможности. Которая не имеет отношения к чему-то настоящему, тому, что было или имеет место. Фотография всегда наводит на мысль о том, как соотносится какая-либо жизнь и какое-либо искусство. Для того чтобы воспринять жизнь, её надо поставить, совместить и показать.

Мы просто разучились доверять каким-то вещам, которым верили, пока не появились кино, фото и так далее. Фотографиям приходилось верить в том мире, где мы жили и где всё было слишком объяснимо. Может быть, сейчас фотография находится на пороге того, чтобы стать респектабельным искусством в чистом виде, которое утратило притягивавший человека с европейскими мозгами шарм подлинности за счёт компьютерной графики, которая обнаруживает, как вся эта достоверность достигается. Наверное, это та же сложность, которая произошла с такой вещью, как печатная книга. Например, когда-то книгопечатание казалось безумно вульгарным, теперь оно уже совсем не уживается с идеей передачи информации в чистом виде. Обработанная, компьютерная фотография – это в том числе шаг к превращению фотографии в художественное ремесло.

Сама техника производит очень свежее впечатление.

Перелистывая книгу Апулея 72с современными иллюстрациями, я пытался понять, имеют ли теперь какое-то отношение к тексту более привычные способы иллюстрирования – графика и так далее. И как-то понимаешь, что не совсем. Эти иллюстрации – приятный вариант живой картины, спектакля, путешествия, подлинного как формы времяпрепровождения. Ощущение подлинности возникает, когда что-то не укладывается в рамки номенклатуры. Начинаешь верить в то, что это, может быть, и есть то самое настоящее. Начинаешь верить, и возникает некий сюжет, интрига, картинка живёт.

Кстати, в «Романе-покойничке» А. Волохонского книга Апулея вообще рассматривается как очень советский и ленинградский сюжет. Меня очень обрадовало, что дворцовый зал выставки, костюмы Гончарова и мизансцены фотографий дали не столько неоклассическую, сколько неоренессансную постановку «Осла»… Это было важно потому, что это – Апулей, который ещё считается переводчиком герметического трактата «Асклепий» и автором тех его мест, где речь идёт о египетской магии. Проще сказать, об оживающих статуях, что имеет прямое отношение к нашей теме. В принципе, Апулей – абсолютно культовый автор, правда? И его книга – абсолютно культовая книга.

Если ещё раз напомнить, что отношения фотографии с искусством начались с создания «живых картин», живых изваяний, как это было, собственно, в случае фон Гледена… Как оживает статуя? Для этого необходим культ этой статуи, откровенно красивая обстановка чувственности, атмосфера которой заставляет тень божества воздействовать на нас и на наши дела, поскольку внешне она представляет собой наше подобие. В общем вся магия Возрождения построена на том, что человек сам создаёт своих богов и что это искусство сочинять образы… Вам не кажется, что возникновение художественной фотографии очень связано с пресловутой «магией искусства» и с самим этим словом: натурализм ?