Пётр Алешковский - Секретики

Потом мы смотрели на длинную глубокую яму. Папа спустился по трапу вниз, и они с приятелями-археологами о чем-то говорили, а мама приглядывала за мной, чтобы я не свалился в раскоп – так называлась яма. Еще там были обломки колонн, большие колеса из белого камня с дырочками посередине, наверное, очень ценные, иначе зачем на каждом было писать какие-то буквы и номер?

Море я запомнил с борта парохода, он назывался “Колхида”. В каютах мест не было, и папа уговорил капитана взять нас на палубу. Ночь мы провели на лежаках под колючими серыми одеялами. Море было бурное, пароход сильно качало, и меня всё время подташнивало. Сказку, что читала вслух мама, не хотелось слушать совсем, интересней было смотреть на волны, бьющие в борт, на россыпи соленых брызг, иногда долетавших до нашего укрытия, и на морскую пену в кругах света, падавшего на воду из бортовых корабельных иллюминаторов. Волны налетали из черного ниоткуда, и это немножко пугало.

Утром мы с папой поднялись в капитанскую рубку, где хромой капитан дал мне чуть-чуть постоять за штурвалом. Шторм прошел, наша “Колхида” бежала по морю, рассекая носом безопасную лазурную воду. Из огромной белой трубы с двумя синими полосками по краю валил черный дым, его уносило назад, чайки, летевшие за кормой, слово купались в пароходном дыму, они совсем его не боялись. Потрепанный красный флаг на корме и флажок над рубкой весело трепыхались на ветру, будто переговариваясь друг с другом. Я стоял и слушал резкие и грозные хлопки большого флага и едва различимое бормотание флажка-подголоска.

Уже на берегу папа рассказал странную историю. В разговоре с капитаном он выяснил, что оба они ходили в свое время к цыганке, гадавшей на черном стеклянном шаре, и у обоих предсказанное сбылось. Папа был абсолютно уверен, что они имели дело с одной и той же гадалкой. Что пытался узнать отец, вылетело у меня из головы. Запомнились только его потрясение и история капитана, которая произвела на нас большое впечатление.

Капитан воевал, был серьезно ранен, попал в госпиталь. Раны его сильно гноились, и он не понимал, выживет ли. От жены два года не было писем, тяжелые думы изводили его почище болей, капитану стало казаться, что больше в этой жизни они не встретятся. И вот как-то к нему на кровать подсела старая цыганка и предложила погадать. Она достала черный стеклянный шар, чуть меньше бильярдного, принялась катать его по красной шерстяной ткани, что-то нашептывая, а затем попросила раненого накрыть шар правой ладонью. Капитан помнил, что шар был теплый. Затем гадалка взяла шар, подняла его на уровень глаз, всмотрелась в непроницаемую стеклянную поверхность и сказала, что скоро ему сделают повторную операцию и он выздоровеет, а жену следует искать в доме родни у моря. Через день в госпиталь прибыл новый хирург, прооперировал раненого и спас пораженную флегмоной ногу от ампутации. Комиссованный и хромой на всю жизнь солдат отправился в освобожденный Севастополь, нашел жену, прожившую там всю войну под оккупацией. В Севастополе он окончил морское училище и с тех пор ходит на “Колхиде”.

Эта история меня потрясла, такое я читал только в сказках. Папа согласился, что шар был колдовской, и рассказал, что еще древние ассирийские маги гадали подобным способом. В университете, после лекций по истории древнего мира, я вспомнил о гадании на шаре и начал читать литературу о магах древнего Вавилона, но про гадание на шаре ничего не нашел. Теперь, написав это, я поискал в интернете – и тут же выпала масса предложений от гадалок, и даже от одного бурятского шамана. Все они предлагали исполнить древний магический обряд за умеренную плату. Гугл и сам был готов погадать на виртуальном черном шарике, в центре которого светилась белая звездочка. Я кликнул на нее. Гугл попросил повторить действие. Пришлось кликнуть еще раз. Тут же высветилось предсказание: “После полосы невезения в вашей жизни появится удача, которая будет сопутствовать вам везде и во всём. Постарайтесь использовать это время с максимальной пользой – наладьте отношения с теми, с кем давно поссорились или расстались, постройте планы на будущее и идите к намеченной цели”.

Еще предлагали купить магический черный шар для гаданий в один клик за 510 рублей (старая цена 1170).

За год до школы, после майской поездки в Коктебель, мы успели еще пожить на Можайском море. Дачу снимали в Зеленоградской по Ярославской дороге, куда было легко добраться на электричке, а отпуск проводили в деревне, подальше от Москвы.

Море оказалось не настоящим морем, а простым водохранилищем, плоским и серым. Недалеко от воды стояла большая деревня, по ее главной улице тянулись бесконечные глухие заборы. За околицей на лугах земля была твердая, как футбольное поле. Кстати, двое ворот одиноко стояли за околицей, они были окрашены поблекшей от времени белой краской. Не помню, чтобы кто-нибудь там играл. Мне объяснили, что всю траву на лугах подъели овцы. Как они смогли съесть так много травы, в голове не укладывалось, но овцы бродили везде, глупые и противные. Они выдирали желтую траву из земли, оставляя взамен черные катышки. На выгоревших полях серые овцы были видны издалека и походили на увядшие лепестки цветов, забытые на чистой льняной скатерти. Вместе с овцами на полях паслись коровы. Мелкую траву им было не ухватить, ненасытные овцы ели постоянно, медленно перемещаясь туда-сюда, тогда как коровы лежали на боку и лениво жевали жвачку, поджидали доярок, что придут в полдень их подоить. Коровы оставляли огромные лепешки, среди них росли шампиньоны, которые мы с дедом собирали. Деревенские называли их “говеники” и смотрели на нас как на сумасшедших. Меленькие крепкие шампиньоны и сыроежки с нераскрытыми шляпками шли на отварушки. Дед варил их в крепком соляном рассоле, а затем бросал туда укроп и чеснок. Стеклянная банка с отварушками всегда выставлялась на стол перед обедом. С них полагалось начинать еду. Дед накалывал на вилку круглую шляпку, любовно ее рассматривал, причмокивал губами и отправлял в рот, закатывая глаза и изображая наслаждение. Иногда добавлял: “Амброзия”, сильно раскатывая рокочущее “р”. Нектаром и амброзией питались боги Олимпа: Зевс, Посейдон, богиня Афина Паллада и мой любимый Геракл, победивший Лернейскую гидру, амазонок и страшного Критского быка.

“Папа, мама, тетя Пеня, брат Митя”. Зеленоградская, 1966

Дед рассказывал мне по подвигу в день, а я задавал вопросы, никогда, впрочем, не ставившие его в тупик. Например, я спросил, какими были лепешки, оставляемые Критским быком? На что дед рассказал, что у них в Петропавловске (так он всегда говорил, добавляя, что имеет в виду Петропавловск-Алтайский, а не Камчатский, как будто мне это что-то говорило) лесов не было, казахи сушили коровьи лепешки на солнце и использовали вместо дров – пекли на них хлеб. На Можайском море жители топили печи обыкновенными дровами, около каждого дома лежали аккуратно сложенные поленницы, а у некоторых были даже специально построенные сараюшки, перед которыми стояли измочаленные колоды для колки поленьев. Лес был под боком, топить коровьими лепешками печи здесь никому в голову не приходило.