Александр Ступин - Чёртовы свечи

Следующая остановка в Окунёво у Матющенко. Здесь нам предложили остаться, время-то было ближе к 23:00. Но рядом с этим лагерем ещё остановились туристы-байдарочники, которые шли из Муромцево в г. Тару. Студенты, туристы — в лагере стоял шум, и народу было, как в центре города в час пик. Мы поблагодарили за приглашение и откланялись. Борис Иванович сел в байдарку подавленным: «А жена считала тебя серьёзным человеком. Ошибалась. И вот два идиота, от жилья, от костра, от жратвы вышли из порта в ночь непроглядную… Куда-а-а?!»

Мы шли недолго, до тех пор пока Борис Иванович не заявил, что он перестал отличать реку от берега — они слились. А мы всё скользили, скользили… Было тепло, дул лёгкий прохладный ветер, и мы были здесь свободны от общества, его правил… Признаться, не люблю скученности и суеты больших лагерей. В них природа отступает на задний план, её перестают замечать, выстраивая по шаблону городскую жизнь. Но ради единения с ней, с природой, мы были здесь.

Шли ещё около часа. Выбрали место для ночлега и пристали. Незнакомый берег. Здесь я ещё не бывал. В кромешной темноте вытащили на берег байдарку. Я ушёл осматриваться. Берег был высок, и нужно было найти удобное место, чтобы подняться. Мне не хотелось огорчать Бориса Ивановича, хотелось, чтобы ночлег был спокойным. Наконец я нашёл чудесное место. Тут старое кострище, но чисто вокруг. Рядом дрова, сухо, удобно подниматься. Мы перенесли вещи, вытащили подальше на берег байдарку, прикрыли её кустами. Борис Иванович разжёг костёр, я сходил за дровами. Устал мой товарищ. Ему не хватило сил рубить дрова, сдал он сильно. Хотя поход так себе, прогулка. В этот день мы прошли километров 70.

Ужин. Пили кипяток со смородиновым листом, ели медовые пряники. Кушал в основном Борис Иванович, я пил чай. Потом, подстелив чехлы от лодки и укрывшись одеялом, лёг у костра. Ночь прошла чудесно, если не считать, что в 100 метрах останавливались две машины, освещая нас фарами. Постояли, а потом уехали. Более нас никто не потревожил. Может показаться, чего бояться сегодня-то? Ан нет, места тут лихие, если пристукнут, двух искателей приключений не скоро хватились бы. Сибирь.

Утром, чуть солнце встало, я поднялся. Не сказать, чтобы чудесно отдохнул, но было куда лучше, чем могло быть, если бы шёл дождь, стояли облаком комары. Разожгли костёр, выпили чаю. Я смешал малину, крапиву и корень лопуха. Вышли по холоду. Слева и справа похожие берега, унылые пейзажи, грустный вид деревень… Ни кустика, грязь, тёмные избы, чумазые дети, равнодушно глядящие на нас. На всём печать нищеты, убожества: на падающих заборах, на старых избах, не помнящих ремонта, на пыльных дорогах, на животных, на людях… Мы старались быстро проплыть мимо. Как можно быстрее отсюда, как будто стыдились этой нищеты. Так богатые родственники стыдятся своих дальних бедных.

Плыть с Борисом Ивановичем — одно удовольствие. Он не унывает, хотя я видел, что ему трудно. После каждой отметки-столба, отмечающего километр, мы отдыхаем минут пять, пьём воду, доедаем пряники. Поскольку картина берегов однообразна, то всё внимание сосредотачиваем на вешках — ивовых палках, обозначающих фарватер, да на столбах с обозначением расстояния. Борис Иванович ещё указывал мне, куда править, чтобы быть в струе. Всё было спокойно, изредка мы перебрасывались словами, Борис Иванович пробовал читать стихи, петь, но это ему быстро надоедало. Когда до Иртыша оставалось километров 30, он предложил пройти 15 км, чтобы потом быть спокойными; если впереди будут трудности, после обеда грести тяжело, то 15 км часа за три догребём.

Проплыли мимо чудесного соснового бора, где я предложил отдохнуть, миновали длиннющий канал, так я назвал прямой участок реки, с растущими по берегам ивовыми кустами.

Впереди — голые берега, солнце палит, с нас уже вода не течёт. Было жарко, и хотелось пить. Наконец-то мы проплыли 5 км, и я направил лодку к берегу. Нашли место, куда можно было пристать. Вышли на берег. Борис Иванович разжёг костёр, я поднялся по склону наверх: хлебное поле, ветерок, птицы… хоть и торопились мы, но и эти короткие остановки наполняли душу теплом, волей. В толпе этого не увидать, не прочувствовать. Поэтому я и не люблю ходить коллективами. Всё больше люблю одиночество. Я не говорю: «Посмотрите направо…» и вздрагиваю от таких же всплесков от кого-то; я вижу то, что вижу, что мне дано увидеть, и радуюсь, открываю всего себя, чтобы каждая клеточка ощущала себя самостоятельной живой частью природы.

Ну вот сварили мы обед. Перед этим Борис Иванович постарался с ведёрком и кастрюлькой лихо взобраться по склону. Я обернулся и увидел его стоящим опять внизу. Он был несколько растерян. «Как грохнулся, не понял. Раз, и всё», — бормотал он. Воды у нас не стало. Набрали из Тары. А ведь из рек у нас давно не пьют.

Когда мы закончили обедать и сели в лодку, подул ветер. Волны поднялись даже в Таре. Борис Иванович сказал, что, если такой же ветер будет на Иртыше, переправляться не будем. А я подумал: «А куда вы денетесь?» В том, что я поплыву в любой ветер, сомнений не было. Так что и он бы остался в байдарке.

Ветер был прекрасен, пока дул в спину. Хоть не мешал. Но вскоре река повернула, и на отдельных её участках мы еле выгребали против ветра. Мы за 5 км выдохлись совершенно. Но вдруг закапал дождь. Борис Иванович хотел переждать, но я уговорил его идти дальше. В кипящей от ветра и дождя Таре мы смотрелись очень мужественно. В последние 10 км дождь перестал капать; заполыхало небо молниями, громы грохнули, и представление началось. Борис Иванович спокойно на этот раз прокомментировал, что ни из одного путешествия он без приключений не выбирался. А приключения повалили одно за другим…

Я сидел в байдарке в одних плавках под хлеставшим дождём и холодным ветром, неистово работая веслом. Только работой и согревался. Борис Иванович просто ругался: речь была отрывистая, с короткими паузами. Слышались между известными и малоизвестными мне нецензурными словами упоминания реки, меня, Сибири, погоды, грозы… Поначалу я смеялся, но потом настолько замёрз, что челюсти свело, и сил хватало только на икание. Гребу и икаю.

Небо, река, берега слились в одно сплошное серое месиво. Мы уже не могли спрятаться от дождя, он лил, не прекращаясь, а мы уже были настолько мокрые, что никакая сила не заставила бы нас сесть в лодку вновь, если бы мы вдруг остановились, чтобы переждать непогоду. Наконец-то мелькнула Усть-Тара. Отметку в 10 км мы не видели, стоявший впереди столб мог бы стать утешением… «5 км» встретили тяжёлыми вздохами.

Вот он, Иртыш! Тара запетляла, закрутила, заметалась из стороны в сторону, как хвост сучонки в крестьянском дворе. У каждого поворота Борис Иванович сипел: «Иртыш! Иртыш!» Мы подплывали поближе и видели, что это всё ещё была Тара, Тара, Тара…