Александр Ступин - Чёртовы свечи

Но вот «0» отметка и Иртыш! Мы обменялись мужскими рукопожатиями. Борис Иванович твёрдым голосом Наполеона, возвращающегося в Париж по Смоленской дороге, прокричал: «Вперёд! Проскочим Иртыш, пока не выскочила "Ракета"!»

Из последних сил рванули байдарку нашу вперёд, и она врезалась в волну Иртыша — скрипнула-взвизгнула, как ездовая собака, почувствовавшая близость дома; высунув язык, хромая на все четыре лапы, потянула из последних сил сани по хрустящему снегу…

«Вперёд!» — орал Борис Иванович, не слыша и не видя ничего впереди. А там стояли вешки, которые что-то означали. Я робко высказал свои мысли вслух насчёт вешек, но Борис Иванович знал, что знал, и мы на полном ходу сели на мель. Лил дождь, дул сильный холодный ветер, а мы стояли прямо посередине реки. Минут 15 сползали. Я толкал байдарку из воды, а Борис Иванович, сидя в байдарке, отталкивался концом весла. Сняли с мели.

Когда нос байдарки уткнулся в берега, я был сине-зелёного цвета от холода. Пальцы рук не разжимались, удерживая весло. Я потерял равновесие и упал в Иртыш. Чуть согрелся в воде градусов 20.

Мы вытащили вещи из байдарки и снесли их к высокой одинокой иве. Ругаясь с Борисом Ивановичем, я зачем-то разжёг костёр, жевал хлеб от дикой усталости и холода. Потом стал согреваться. Борис Иванович отдал мне свою сухую майку, так как ни одной сухой вещи у меня не оказалось. Дождь перестал лить. Разобрали байдарку, сложили вещи и двинулись на большак. Путь в 10 км мне показался невероятно длинным и тяжёлым. Мне приходилось часто останавливаться, потому что ремни чехла-пенала с каркасом лодки впивались в шею, а рюкзак с влажной оболочкой байдарки давил на плечи. Казалось, чуть толкни меня, упаду и не встану.

Вот и деревня Черняево. Автобус будет только утром. Сумерки уж спустились. У меня опять застучали зубы. Борис Иванович попытался попроситься на ночлег. Я к его идее отнёсся равнодушно: не то чтобы не хотел этого, но не любил кого-то стеснять. К тому же старые русские обычаи ушли давно. Понятие «пустить на постой» — забыто. Так и случилось — никто нас не пустил. Мы забрались через окно в заброшенный дом, разгребли в темноте мусор на полу и, что-то подстелив на пол, упали замертво от усталости. Борис Иванович обмотал меня войлочной подстилкой. Всю ночь я трясся от холода. Думал, заболею. Было сыро от вновь пошедшего дождя.

Утром нас разбудил противный женский голос, который раздавался на улице: «Тощая такая! Тощая такая!» Когда выбрались из дома, увидели, что автобус увозил доярок на ферму.

Взошло солнце. Потеплело. Даже кеды чуть подсохли. Мы выдвинулись к остановке. Вскоре подкатил автобус, и мы загрузились. Когда стояли на остановке, ходили пить к дому, рядом с которым стояла банька, шёл дымок, пахло берёзовыми дровами… Благодать! Ну когда ещё испытаешь такое блаженство? В автобусе я спал, а Борис Иванович, как бы невзначай, заводил разговор с пассажирами: «Вы из Тары? Ну как там?.. А я-то с товарищем 136 км за два дня… на байдарке по Таре… Две экспедиции… Археология». Бабы ахали и охали, мужики посмеивались. А я дремал… Домой…

Вот и сейчас, как тогда, потрескивали дровишки в костре, я ковырял вилкой в банке с сайрой, пил травяной чай и вспоминал свою первую в жизни археологическую экспедицию. Может, с неё всё и началось — любовь к авантюрным приключениям?

Я тогда закончил первый курс, и археологическая экспедиция была необходима, чтобы получить зачёт.

Экспедиция? Прекрасно, всегда готов, рюкзак у порога. Но к тому времени появился у меня друг — щеночек боксёра, чтобы веселее было бегать по утрам. Вначале мы договорились с мамой, что она будет выгуливать и кормить его, но вдруг я узнаю, что маме нужно уехать в командировку. Собаку оставить не с кем. Оставалось меньше недели до отъезда, и решать нужно было срочно: или экспедиция, или весь год мыть и склеивать глиняные черепки в музее. Собака или наука? А если попробовать соединить несоединимое? Будь что будет, я поехал в университет на встречу с деканом: «Может быть, он разрешит взять с собой пса, ну так в экспедицию хочется». Вид у меня был, наверное, настолько жалостливый, что профессор Владимир Иванович Матющенко сжалился: «Что ж, возьмите щеночка с собой, раз оставить не с кем». Ура-а! Я еду, вначале на поезде до Новосибирска, потом на теплоходе по Оби до какой-то деревни в тайге… Две недели в тайге, раскопки, открытия… Мне повезло.

В день отъезда я шёл на вокзал радостный и счастливый: с новым рюкзаком за спиной и со своей псиной на поводке. На вокзале члены университетской археологической экспедиции уже грузились в вагон, когда подошли мы с Витимом, так звали пса. Надо заметить, что пёс мой был полукровок: по линии маменьки он был боксёр, а по линии папеньки — доберман. От маменьки ему досталась полуквадратная морда с близко поставленными круглыми грустными глазами, брыли и выдвинутая вперёд нижняя челюсть с выглядывающими клыками. От папеньки — высокий рост и сухое мускулистое тело.

— Это что же, ваш «щеночек»? — изумился профессор, увидев мощное тело подростка-боксёра.

— Щеночек. Он ещё совсем маленький, — ответил я упавшим голосом. «Не разрешит». Но Витим, а боксёры, надо сказать, быстро оценивают сложность ситуации, не оскалился, а заюлил тазом, на котором торчал холмик хвоста, дёрнул поводок и, дотянувшись до руки начальника экспедиции Матющенко, облизал её.

— Ну заходите в вагон, — разрешил растроганный Владимир Иванович.

— Вот подхалим-то, — провожали нас взглядами мои однокурсницы.

Таким образом, в состав экспедиции совершенно случайно попадает здоровенная псина породы, о которой в народе сложились легенды: страшная, злобная и опасная.

Добирались мы с Витимом… нелегко — в нерабочем тамбуре, то есть там, где не производилась посадка-высадка пассажиров. Так гласили правила перевозки животных, запрещавшие везти собаку в купе. Обычно на время поездки этот тамбур превращается в курилку. Витим быстро урегулировал этот вопрос. Первые же курильщики удалились, когда он внимательно посмотрел им в глаза и сглотнул выбежавшую слюну.

В Новосибирске на речном вокзале мы отоспались на куче палаток и рюкзаков. На теплоходе в каюты нас тоже не пустили, определив место на корме, под открытым небом. Но я только обрадовался, развернул спальный мешок на палубе и вытянулся с огромным наслаждением: Обь, берега, покрытые лесочками, заходящее солнце… Я не заметил, как уснул.

Утром теплоход причалил к берегу возле деревни Еловка Томской области. Лагерь мы разбили в лесу, в километре от деревни поближе к раскопу. Лес ожил: зелёные палатки между берёз, столы под навесом, тридцать студентов, всюду порядок и чистота. Деревенские жители, навещавшие нас, удивлялись: «Не туристы, мусор не разбрасывают».