Андрей Шляхов - Байки доктора Данилова 2

Директор фирмы нажал на рычаги в департаменте и жалобу на Верещагина взяли на особый контроль. К тому же недавно поднялась волна гнева народного, вызванная вопиющим случаем — врач и фельдшер скорой помощи около подъезда жилого дома, на виду у камер видеонаблюдения избили пациента, который отказался садиться в машину. Вообще-то пациент, которому предложили госпитализацию, начал драку первым, а врач и фельдшер пытались его утихомирить, усадить в машину и отвести в больницу. Но в процессе взаимодействия пациент получил несколько тумаков. Что ж — бывает. Однако же в ролике, который взорвал Ютуб, драка показывалась не с начала, а с середины. Нехорошие люди в синей форме ни за что не про что избивали человека, которому они должны были помочь. Ладно — пусть не избивали, а принимали меры физического воздействия, пытаясь запихнуть его в машину… То, что пациент был неадекватным наркоманом, которому госпитализация требовалась по жизненным показаниям, осталось тайной. Да и кого вообще интересуют детали, когда творится такое безобразие? Волна поднялась нешуточная и директор Департамента здравоохранения приказал уделять особе внимание подобным случаям.

Верещагин угодил между Сциллой и Харибдой. С одной стороны — распоряжение директора Департамента, а с другой — происки директора фирмы.

Собственно, при таком раскладе — одна пациентка против двух членов бригады — дело решалось просто. Врач и фельдшер писали в своих объяснительных, что ничего из того, на что жаловались, в действительности не было, и подтверждали это на допросах в отделе кадров. Если сотрудники твердо стояли на своем, разбирательство прекращалось, а жалобщику отвечали стандартной фразой: «изложенные вами факты не подтвердились». Точка! Финита ля комедия!

Но Верещагин был мужиком с принципами. Поэтому в своей объяснительной он написал, что так оно все и было и что он нисколько не раскаивается в содеянном. Напротив — при повторении подобных ситуации будет вести себя точно таким же образом. Надо же объяснять безмозглым идиотам, дергающим бригаду по пустякам, что так делать нельзя. Не то, чего доброго, доживем до того, что нас будут вызывать для подтирания задниц. А что? Это же гигиеническая процедура, можно сказать — медицинская манипуляция.

Заведующая подстанцией ездила к Великому и Ужасному Сестричкину, главному кадровику всея столичной скорой помощи, и довела до его сведения два обстоятельства. Первое — на таких сотрудниках, как Верещагин, и держится вся «скорая». Второе — случай получил большой резонанс на подстанции. Если Верещагина уволят, то следом за ним, в знак протеста, может демонстративно уволиться добрая половина сотрудников, причем — лучшая половина. Вы представляете себе последствия?

Сестричкин прекрасно представлял последствия внезапного «оголения» подстанции. Пойдут задержки, население забросает мэрию жалобами, мэр взъярится и устроит показательную порку всем причастным, начиная с директора Департамента и заканчивая заведующей подстанцией. Сестричкину тоже достанется за плохую работу с кадрами. Как бы не пришлось возвращаться туда, с чего начинал — в участковые терапевты.

В участковые терапевты Сестричкину очень не хотелось. Одно дело — вершить судьбы людские в уютном кабинете со всеми удобствами и получать за это хорошую зарплату плюс агромадные премии, и совсем другое — бегать савраской по вызовам за жалкие гроши (да, именно так — в сравнении с тем, что получает в месяц главный кадровик московской скорой помощи, зарплата участкового терапевта выглядит жалко).

Произошло невероятное событие, которое тут же вписали в анналы скоропомощной истории. Пригласив Верещагина для разбора дела, Сестричкин был с ним изысканно вежлив и сумел обойтись без вечного своего «таким, как вы, на «скорой» не место!». Более того, он уговаривал Верещагина написать в объяснительной неправду!

— Ну вы же понимаете, как складываются обстоятельства. Избиение это у подъезда злополучное, начальник у жалобщицы имеет связи в департаменте… Департамент жаждет крови. И если вы продолжите упорствовать, то мы будем вынуждены вас уволить. У нас нет другого выхода.

— Делайте то, что считаете нужным, а я буду делать то, что я считаю нужным! — стоически отвечал Верещагин.

— Но вы же должны понимать, что после увольнения вы нигде в Москве не устроитесь! Даже санитаром в приемный покой! И в Подмосковье, кстати говоря, тоже!

— Плевать! Уеду в Тверь, устроюсь там на «скорую». У меня в Твери родственники, приютят на первых порах.

Отчаявшись уговорить Верещагина, Сестричкин решил его подкупить.

— Жаль терять такого хорошего врача, — сказал Сестричкин. — Заведующая подстанцией о вас очень хорошего мнения. Вы вполне могли бы стать старшим врачом…

Это уже не шло ни в какие ворота и вообще не могло произойти. Великий и Ужасный Сестричкин предлагал повышение сотруднику, который совершил должностной проступок и считал себя правым! Сказать кому — не поверят. Нонсенс! Парадокс! Абсурд!

— Я не хочу быть старшим врачом, — ответил Верещагин. — Мне нравится лечить людей, а не в бумагах копаться.

— Идите и подумайте! — велел Сестричкин. — Два-три дня у вас есть, но не больше.

— Я не передумаю, — сказал на прощанье Верещагин.

Выход из безвыходного положения нашел фельдшер Кочеляев. Он явился вечером домой к жалобщице (адрес узнал из жалобы) и сказал следующее:

— Формально вы правы, доктору не следовало так разговаривать с вами. Вот даже в раздраженном состоянии нельзя было употреблять тех слов, которые он употребил. Жалоба ваша обоснована, но я прошу вас оценить последствия. Если вы не заберете жалобу, доктора Верещагина уволят, тут уж без вариантов, потому что кипиш поднялся страшный. И больше он на «скорую» вернуться не сможет. А Верещагин, чтоб вы знали — один из лучших врачей подстанции и вообще всей московской скорой помощи. Он в каждое дежурство спасает жизни, делает невозможное там, где другой врач не справился бы. Верещагин — профессионал с большой буквы. Работает Верещагин на полторы ставки, сутки через двое, то есть десять смен в месяц. За смену он как минимум одного тяжелого пациента выдергивает с того света. Если его уволят по вашей жалобе, то знайте, что каждые три дня по вашей вине будет умирать человек, которого Верещагин мог бы спасти.

Агитация Кочеляева была немного спекулятивной, но на жалобщицу больше подействовала эмоциональность, чем содержание. Вдобавок, за прошедшее с момента написания жалобы время она уже успела успокоиться, страсти улеглись.

— Хорошо, — сказала она. — Я заберу свое заявление, если ваш доктор передо мной извинится. Только пусть сюда не приходит, я его домой не впущу, такого агрессивного. Может прийти ко мне на работу.