Юрий Пупынин - Побег

— Он не в номере, — тихо сказала Ольга. — В том-то и дело. Массимо всегда прячет его поумнее на случай обыска. Он на черной лестнице в вентиляционной трубе. На пятом этаже. Я бы сама сходила, но у меня нет уверенности, что в гостинице не осталось полицейских, которые знают, как я выгляжу. Драгоценности-то еще не найдены!

— А ты знаешь, где драгоценности? — Олег посмотрел на нее с любопытством.

— Вовсе нет. Откуда же мне знать? Но Интерпол, наверно, думает, что знаю.

— Ну, хорошо, допустим, я схожу в гостиницу, — начал сдаваться Олег. — Но все-таки ответь, будь добра, зачем тебе, доброй и спокойной женщине, матери двоих детей, огнестрельное оружие?

Ольга взглянула в сторону, как всегда делала перед тем, как начать хитрить.

— Низачем. Ты пойми: они то и дело могут начать в гостинице основательный поиск. Бриллианты их страшно интересуют. Не хватало, чтобы они при этом нашли пистолет с отпечатками пальцев Массимо! А так мы его хоть от этого убережем.

Олег на всякий случай надел плащ. Подошел к зеркалу, пониже надвинул кепи на глаза, скрывая их настырным длинным козырьком. На улице уже стемнело, но маскировка не помешает.

Ольга торопливо дошептывала подробности.

— Помни: пятый этаж. Вентиляционную решетку над дверью надо немножко дернуть, она отходит легко... А за нею полиэтиленовый пакет. И помни: если остановят, от всего отказывайся. Нашел, и все! За решеткой, мол, что-то белело, решил посмотреть. Массимо не впутывай, и тебе ничего не будет. Иди!

Олег добрался до отеля, где Массимо снимал номер, без приключений. Он никогда не имел дела с борунской полицией, но о ее корректности был наслышан. «Может ли такое быть, — задумывался порою он, — полиция и корректность? Тут что-то не то. Даже в иностранных фильмах полиция дерется почем зря».

На седьмом этаже был известный в городе бар, так что для отвода глаз он поднялся туда. Но заходить не стал и сразу повернул к двери на черную лестницу.

Все было правильно! Сквозь белый фирменный мешок известного супермаркета с огромным красным яблоком на боку прощупывался пистолет. Он был легче и меньше, чем ожидал Олег, насмотревшийся внушительных кольтов и смит-энд-вессонов в американских боевиках (борунское телевидение обожало их крутить). Почти счастливый от того, что все сделано, что он не арестован, Олег вышел из гостиницы на холодный ночной воздух. Подошел к фонарю под деревьями (перед гостиницей был крошечный скверик), раскрыл мешок и заглянул внутрь.

Парабеллум? «Готовься к войне». Сунул в мешок руку, ухватил за рукоять. Это было здорово!

Довольный собою, Олег двинулся по асфальтовой дорожке к автобусу. Он не заметил, что за ним от дерева к дереву рывками двигалась черная тень.

Профессор физики Виктор Павлович Коновалов был специалистом по спектральному анализу звездного света. В годы юности он очень не любил окружавшее его общество и, желая оказаться от него подальше, выбрал себе такую отвлеченную специальность. При этом Виктор Павлович не был рассеянным теоретиком, — напротив, он оставался человеком очень даже земным, страстно ценившим разного рода стейки и шотландский виски. Впрочем, это все было привито заграничной жизнью; на самом деле он всегда соглашался и на хорошую водку, особенно с домашними соленостями. И при этом понимал в звездных спектрах так тонко, словно сам сочинял их, как композитор музыку.

Несмотря на то, что специальность он выбрал при участии ума, а не сердца, он добился неплохих успехов и стал все чаще приглашаться на международные конференции, а также для участия в научных проектах. Честная работа его, сидение до полуночи, весомые результаты создали ему такую устойчивую славу, что однажды из-за него поссорились два японских университета. Ректорам пришлось даже тянуть жребий, к кому он поедет в первую очередь.

На родине общество резко изменилось, но по-прежнему не устраивало Виктора Павловича. Жить в России стало интереснее, однако зарплаты физиков (и не только физиков) были теперь ничтожными. Поэтому он часто кочевал по заграницам, и это не давало ему впасть в пессимизм.

Единственной неразрешимой проблемой Виктора Павловича была жена Алиса. Она была светловолосой хрупкой красавицей, умницей и программистом. Впрочем, программист из нее вышел довольно странный: программировать она не любила, а занималась в основном созданием локальных сетей. А за границей и вовсе ничем.

Готовила Алиса неутомимо и изысканно. С этой стороны не было никаких претензий. Была хорошей матерью. Четырнадцатилетний сын рос крепким, добродушным мальчуганом, получавшим отличные оценки в многочисленных школах — от Японии до Борунии. Заодно он постигал различные местные языки, болтая на каждом не хуже туземцев.

Проблема же заключалась в том, что у Алисы было огромное сердце. Оно свободно вмещало мужа, сына, родителей, и при этом в нем оставалось еще довольно много места. От этого в Алисином сердце часто накапливался избыток жалости, которая требовала пролиться.

В Нижнем Новгороде, где находился институт Виктора Павловича и где они живали месяца по три в году, она увидела однажды в книжном магазине усталого тридцатилетнего человека в заштопанном пиджаке. Он сидел на подоконнике и продавал изданную на грубой бумаге книжечку стихов. Алиса тут же купила десять экземпляров и начала строго спрашивать автора о его жизни. Поэт назвался Александром Сергеевичем (на книжке так и стояло «Стихи Александра Сергеевича П.»), а через несколько слов вдруг застенчиво обмолвился, что три дня не обедал.

В тот день Виктор Павлович, приехав с работы, обнаружил на кухне худого незнакомца, сопевшего от поедания пищи. На столе стояло блюдо любимых Виктором Павловичем стейков, а Алиса жарила свой фирменный тончайший картофель с румяной корочкой. Незнакомец смотрел на Алису, как на ясную звезду.

— Как вам повезло! — сказал он Виктору Павловичу. — На редкой женщине женаты!

Виктор Павлович энергично согласился. После взаимного представления он поинтересовался, нет ли у Александра семьи.

— А меня жена бросила, — отозвался поэт. — Причем уже вторая. Правда, я тоже не подарок! Понимаете, я целыми днями за вдохновением хожу. Причем двигаюсь как бы наощупь. Иду в одну сторону — чувствую: вдохновения не прибавляется. Тогда меняю направление. Захожу к кому-нибудь в гости или знакомлюсь с девушками, а сам все ловлю внутренним локатором: маячит вдохновение или не маячит? Иногда засижусь до звезд в парке, только соберусь прилечь на скамейке, вдруг слышу: оно! Сразу блокнот, карандаш, — и работаю под фонарем. То есть мне приходится жить как бы не в нашем мире, а параллельно.

— Поскольку вы на мое приглашение откликнулись и даже пришли сюда, появление вдохновения на этом пути считаете возможным? — спросила Алиса.