Юрий Пупынин - Побег

Александр робко кивнул.

— Это хорошо! — подбодрила его она.

А Виктор Павлович спрашивал дальше:

— На что же вы живете?

— Есть пара бизнесменов, — вы даже не поверите, какие оригинальные личности попадаются среди людей этого типа, — они просят иногда рекламные тексты сочинить. Платят неплохо.

— Но это же унизительно! Дискредитация поэтического слова! — возмутился Виктор Павлович, потому что был так воспитан. — Неужели ваше высокое вдохновение, ради которого вы занимаетесь столь трогательным самопожертвованием, может с этим мириться?

Александр удивился.

— Ничего страшного не вижу. Я поэт очень простой, безо всякой зауми. И не делаю различий между лирикой и рекламной работой. Что же плохого, например, в тексте, который вы можете прочитать в магазине, торгующем фирменными аудио- и видеозаписями: «С левою кассетой на качество не сетуй!»

Виктор Павлович молчал. «Да, на Пастернака не похоже... — растерянно думал он. — И на Мандельштама. И с Визбором ничего общего. Боже, как я отстал от родины с этими заграницами! Не понимаю эстетики и поэтики современников».

Наконец ему тоже была подана тарелка с аппетитным стейком и жареным картофелем, и он начал понемногу отвлекаться от грустных мыслей.

Вечером поэт ушел, но через день явился снова. Была суббота. Вид у него был несколько испуганный.

— Алиса, приютите меня на несколько дней!

— Что случилось? — взволновалась Алиса.

— Сам не пойму... Вышел, как обычно, на улицу за вдохновением. Вместо него поймал ощущение какого-то страха. Причем страх словно растворен в воздухе: он в прохожих, в деревьях, в домах. Я даже голубей пугаюсь. Сердце болит ужасно.

Александр говорил, а сам оглядывался на дверь.

— Бедный вы, бедный, — Алиса взяла его за локоть. — Здесь с вами ничего не случится. Идите в ванную, умойтесь. А я валидол поищу.

Виктор Павлович, естественно, радости особой не испытал. Но и отказывать не стал. «Что же я — изверг? — думал он. — Вдруг человека инфаркт хватит? А я перед ним двери закрою?»

Интеллигентный был человек. Хотя не без практичности. Положили Александра в гостиной на диванчике, и Алиса долго беседовала с ним, утешая. Дожидаясь ее в спальне, Виктор Павлович раскрыл книжку Александра Сергеевича П. и обнаружил стихотворение, чем-то даже похожее на автора:

«Чувствительность до добра не доводит, это верно, — думал Виктор Павлович. — Но и без нее нельзя. Стихотворение неплохое, хотя и грустное».

Явившаяся наконец Алиса начала рассказывать.

— Александр сказал, что не осмелился бы нас беспокоить, но с ним начали происходить странные вещи. Однажды, уже много лет назад, в августе, у него точно так же заныло сердце, и он неожиданно начал всего бояться. Ему бы запить боль таблетками, к врачу обратиться, а он решил переходить на ногах. Сердце болело все сильнее, а через несколько дней разразился путч. У Саши врачи определили микроинфаркт. Прошли годы. Однажды опять появился внезапный страх перед всем: проехавшим автомобилем, дуновением ветра, хлопнувшей дверью. Заодно он испугался своей первой жены, ушел из дома и не появлялся, пока она не уехала к маме. Нужно было показаться врачу, а он по совету одного приятеля начал лечиться сухим вином. Через неделю грянул инфаркт, и его увезли в больницу. Именно в этот день началась чеченская война. Ты что-нибудь понимаешь?

— Но это очевидно! Он тонкая, чувствительная натура, на которую драматические события воздействуют сильнее, чем на сонного обывателя!

— Саша объясняет это несколько более сложным образом. Он говорит, что если страна — организм, то в ней должны быть нервные клетки, которые чувствуют ее состояние и боль. Он считает себя как раз такой нервной клеткой. Если заболевает его сердце, то это значит, что в стране вот-вот произойдет неприятное событие, — как он выразился, «облом». То есть у него не повышенная чувствительность к происходящей драме, а предчувствие ее. Он замечает беду за несколько дней, когда она еще не наступила. Больше того, он утверждает, что если его сердце успокоить, боль понемногу снять, то общее напряжение в стране уменьшится, и драмы может не случиться. Он после того случая несколько лет осторожничал! Как только начинало болеть, пил, какие нужно, лекарства, лежал в постели. Приступы становились все реже. А теперь опять прихватило сердце.

— Как-то немного невероятно звучит... — проговорил Виктор Павлович. — Особенно насчет обратной связи. Разве как-нибудь можно на нее воздействовать, на страну эту? Несется, как... тройка, потерявшая управление. А впрочем...

Он не договорил. Опять поймал себя на том, что ему не нравится присутствие поэта в соседней комнате. Как бы ни был достоин сочувствия Александр, он, несомненно, привлечен сюда жалостью, обаянием и красотой Алисы. Вот что тревожило. Но как разрешить возникшую проблему, Виктор Павлович не знал.

В понедельник рано утром они улетали в Петербург, к Алисиным родителям. Нужно было повидаться с ними перед отъездом в борунский университет. Саша в пиджаке, подаренном Виктором Павловичем, проводил их до аэропорта, хотя они гнали его в поликлинику.

— Провожу вас и поеду обязательно. На этот раз сердце довольно сильно болит. А лекарства почему-то не помогают.

— Я боюсь оставаться без вас, Алиса, — сказал он вдруг жалобно и честно.

Виктор Павлович слушал и беспомощно молчал. Алиса посмотрела на него, на Сашу. Потом она вспомнила про мать, которой скоро должны были делать операцию на щитовидке, и решительно направилась к билетному контролю.

В Петербурге они узнали, что только что произошел известный банковский кризис, получивший почему-то название «дефолт». Рубль обвалился. В этот черный день пропали все их небольшие сбережения в банке. В экономике страны произошел облом.

Через два дня они вернулись в Нижний. Саша не появлялся. Алиса не могла сладить со своей жалостью. Она стала обзванивать сердечные отделения нижегородских больниц, и с третьего раза нашла его. У поэта в день кризиса снова случился микроинфаркт.

Алиса окружила Александра нежным вниманием и заботой. У нее иногда возникало странное чувство, что она делает что-то важное для своей страны. Она просидела несколько дней в Сашиной палате, пока тот не успокоился и не повеселел. А потом улетела вместе с Виктором Павловичем и сыном за границу. Однако через три месяца поэт в электронных письмах снова начал жаловаться на обостряющийся страх перед жизнью и сердечную боль.