Лера Манович - Первый и другие рассказы

— Мы на машине? — спросила Марина, когда они вышли из школы.

— Нет, решил пешком пройтись.

— Ура! Дед, как я тебя люблю, — Маринка двумя руками наклонила голову деда к себе и чмокнула.

— Ну, что было интересного в школе? — спросил Андрей Петрович, чувствуя, как на лице проступает испарина и от тяжести ноет плечо. — Ну и портфели у вас! Как вы их таскаете-то?

— Так это нам сегодня книжки выдали новые. По английскому. Они тяжелючие — ужас, — заулыбалась Марина, — давай я помогу.

— Выдумала тоже, — расплылся Андрей Петрович.

Длинный синий троллейбус остановился как раз на пешеходном переходе, и они обошли его слева. У киоска остановились — Марина попросила шоколадку. Из окошечка высунулась загорелая до черноты рука и протянула шоколадку.

Пришли во двор.

— Дед, погуляю чуть-чуть?

— Погуляй.

Андрею Петровичу было нехорошо, он присел на скамейку. Окна в их квартире были открыты — Маша проветривала.

— Черт, мы ж в магазин зайти забыли! — вспомнил Андрей Петрович, не чувствуя в себе сил подняться со скамейки.

— Ой, а что, надо было? — оживилась Марина.

— Сметану к борщу, хлеб... А, и мыло еще. Мыло кончилось.

— Дедушка, а давай я сама! Я ж сама могу! — Маринка запрыгала вокруг, заглядывая ему в лицо веселыми глазами.

Андрей Петрович засомневался. Он так над Мариной трясся, что даже в музыкальную школу, которая была в соседнем дворе, её не отпускал. Да и время такое. Магазин был рядом. Вход было бы видно прямо со скамейки, если бы не строительные леса и горы перерытой земли. Леса воздвигли еще весной, проводя капитальный ремонт. С трубами возились второй год. «Черт бы их побрал с их работами», — зло подумал Андрей Петрович.

— Дед! Да у нас давным-давно все сами ходят! Ну, давай деньги.

— Ладно. Только смотри — ни с кем не разговаривай. Туда-обратно. Договорились?

— Ладно-ладно, — зарадовалась Маринка.

Андрей Петрович протянул Марине деньги, еще раз напомнил, что купить.

Приплясывая от радости, что ей доверили такое дело, Марина быстро пошла к магазину. Вот она аккуратно, посмотрев в обе стороны, перешла дорогу, вот пошла по протоптанной вдоль траншеи тропинке. Почувствовав дедов взгляд, обернулась и махнула рукой.

На качелях с нудным скрипом качался малыш, изъеденный диатезом. В одной руке он держал конфету. Женщина, пузатая, словно никого еще не родила, катала коляску с младенцем. Из подъезда вышел сосед и почтительно кивнул Андрею Петровичу.

Прошло пять минут. Андрей Петрович заволновался, стал чаще поглядывать туда, где скрылась маринина светлая куртка. Потом не выдержал, встал и, оставив портфель на скамейке, пошел в сторону магазина. Сердце болезненно тянуло. Только перешел дорогу — и вот радость! Мариночка! Вся перегнулась из-за неудобного длинного пакета, сияет глазами.

— Дед, вот!

Открыла пакет, показала — сметана, хлеб, газировка.

— Вот молодец! А я уже разволновался. Так — а мыло забыла?

— Тьфу ты! — хлопнула себя по лбу Маринка. — Газировку купила, а мыло забыла. Сейчас, я быстро сбегаю.

Вот тут бы Андрею Петровичу её остановить, сказать — хватит, не надо уже, пойдем домой. Но вместо этого он подумал — а как без мыла? Сейчас придем, обедать, руки надо вымыть. Непорядок.

— Ну, давай, только быстро, а то ты что-то медленно, — он забрал у нее пакет. Маринка вприпрыжку снова понеслась в магазин. Андрей Петрович дошел до скамейки, сел, полез в карман за газетой и услышал звук падающих строительных лесов...

Андрей Петрович лежал на диване, устремив в потолок безжизненный взгляд. Щеки его провалились, лицо покрывала густая, совершенно белая щетина. Заворачивая углы персидского ковра, Маша мыла пол.

— И сколько ты будешь лежать? — двигая шваброй и глядя куда-то мимо, спросила она. — Разве можно так жить?

— А зачем мне жить?

Глаза у Маши заблестели, и она вышла из комнаты.

Дождь лил так, будто прорвало небо. Андрей Петрович курил, сидя на кухне.

— На вот, ты любишь, — Маша пододвинула ему тарелку с кусками арбуза, — сладкий... мёд.

Андрей Петрович посмотрел на кроваво-красные треугольники с черными крапинками косточек и раздраженно отодвинул тарелку.

— Не люблю я больше... ничего.

Маша присела к столу и с состраданием посмотрела на него. Андрей Петрович заметил этот взгляд, опустил голову и затянулся так, что выступили слезы.

— Что ж ты куришь так, — сокрушенно сказала Маша.

Андрей Петрович отмахнулся.

— Володьке звонила?

— Звонила.

— Как они?

— Ну, а как?

— Он теперь меня знать не хочет?

— Да Бог с тобой, что ты говоришь, — сказала Маша отводя глаза.

— Суд когда?

— Андрюша... суда не будет.

— Как не будет?! — Андрей Петрович встал, опираясь на палку. Он мог ходить теперь только с палкой. — Это что же, твари эти безнаказанными останутся?!

— Андрей, ну что ты говоришь, — сказала Маша спокойно. — Больно всё, свежо. Да и смысла нет... Володя вчера сходил, все заявления забрал. Они... второго ждут.

Рука у Андрея Петровича затряслась, и он снова закашлялся.

— Тряпка... — проговорил он сквозь кашель, пошел в комнату.

Весной Маша повезла Андрея Петровича в санаторий на Минводы. Они ездили туда каждый год.

От лечения толку не было. Андрей Петрович худел, был зол, раздражителен и к пользе процедур совершенно равнодушен.

Однажды, увидев, как горничная везет по коридору тележку с аккуратно сложенными полотенцами и кусками мыла, Андрей Петрович устроил ей такой разнос, что у той выступили слезы.

Они вернулись назад через две недели, а не через три как собирались. На вокзале их встречал Володя, сын Андрея Петровича, отец Маринки.

Не глядя в глаза, они пожали друг другу руки и пошли по перрону.

— Как вы живете? — спросил Андрей Петрович, глядя впереди себя.

— Нормально живем.

Володя катил тележку с чемоданами. Андрей Петрович шел следом, опираясь на палку. Потом вдруг остановился. Володя неохотно замедлил шаг.

— Что ж ты, сын, в глаза мне не смотришь?

Володя поднял тяжелый взгляд. Глаза их встретились, и Андрей Петрович низко опустил голову.

У входа в вокзал к Андрею Петровичу, облаченному в добротный светло-серый костюм, подбежала стайка грязных, чернявых детей. За ними шла, неся на руках еще одного, мать-цыганка.

— Дя-а-аденька, — дергали за углы пиджака дети протягивая грязные ладошки, — да-а-айте. На еду-у-у да-а-йте.

Володя полез за кошельком. Маша испуганно посмотрела на Андрея Петровича. Он вдруг побелел, распрямился и, навалившись всем телом на палку, гаркнул так, что воздух зазвенел:

— Прочь пошли, проклятое отродье!!

Цыганка испуганно собрала детей. Володя догнал её, стал совать ей деньги, но она отталкивала его руку, с ужасом оглядываясь на Андрея Петровича.