Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

От чистого сердца пожелав Льву Ивановичу счастья с другой женщиной, Мария Сергеевна вдруг почувствовала: между нею и Богом нет этой отвратительной, почти непреодолимой, причинёнными мужу мучительными страданиями самой же воздвигнутой вечности! И более — к Богу она сейчас почти так же близка, как в самом начале своего воцерковления: до знакомства с отцом Никодимом, до того, как — по очень обидным, но, к сожалению, справедливым словам Льва — свет Христовой Любви в её глазах стал сменяться сполохами адского стомиллионоградусного огня. Нет этой ужасной вечности — нет! А есть…

…посланное Пречистой Девой светоносное облако без следа растаяло — зеркало отражало тридцатипятилетнюю женщину: да-да — сейчас не только физически, но и духовно тело Марии Сергеевны выглядело максимум на тридцать пять лет! — в соблазнительных, кокетливо отделанных кружевами лифчике и трусиках. Удивительно белокожую, зеленоглазую, рыжеволосую — в тёмно-пурпурном (так ей идущем!) интимном белье. Которой… которую… для которой… всё, к сожалению, в прошлом! В прошлом?

Сейчас, чувствуя кипение растворившегося в крови, дарованного Свыше Света, Мария Сергеевна надеялась, что — не совсем. Да, Лёвушка — действительно, в прошлом. Увы, как ни горько — сама кругом виновата. Но его сын… которого она родит в конце февраля — начале марта… ведь даже если Лев задержится на поминки «девятого дня»… то в пятницу, в субботу должен вернуться… ведь здесь у него работа… хотя… если в Великореченске он нашёл любовь?.. интересно: какая ОНА — и кто?.. и что же — Лев ЕЁ перевезёт в Москву?.. разумеется! Стало быть, разменивать квартиру… а как же иначе! Слава Богу, что у них есть такая возможность… а вот из банка ей уходить нельзя! Надо же! Отец Никодим — позавчера — как в воду глядел! Отложив до понедельника окончательное решение! А ведь, казалось бы, с какой стати — ей передумывать?.. да и вообще… вся эта затея с её переходом в православную гимназию… не хитрый ли это, ловко замаскированный бесовский соблазн?

Удостоверившись, что с самым нижним бельём у неё полный порядок, а кроме тёмно-пурпурного Мария Сергеевна примерила также комбинированный двуцветный перламутрово-фиолетовый гарнитур, женщина — грешить так грешить! — отказалась от неудобных в жару шерстяных колготок и одела лёгкие прозрачно-дымчатые чулки. С платьями оказалось хуже: ничего из старого не годилось для посещения церкви, а одеваться в «современное» мышино-серое, ханжески обвисающее — Мария Сергеевна не захотела.

(Да в таком наряде Богу на неё и глядеть-то противно! Монахиня, понимаешь, погорелого монастыря! Ведь Пречистая Дева более чем ясно дала понять, что её постная рожа отнюдь не свидетельствует об истинном благочестии! Скорее — напротив!)

По счастью, в запасе было немного времени, и Мария Сергеевна, нырнув в изумрудно-зелёную ткань некогда любимого платья — не зря любимого! в нём ей сейчас, вообще! больше тридцати не дашь! юная лесная фея, да и только! — спустилась в прилепившийся к их дому, недавно открывшийся магазинчик. В котором выбор был, конечно, не ахти, но в её положении — до начала службы чуть больше часа — не приходилось привередничать. И — повезло! Её там будто бы дожидалось в меру закрытое, в меру длинное, изумительного тёмно-голубого цвета и, главное, по фигуре платье! А белая в крупный лиловый горошек косынка идеально дополнила туалет. И пока продавщица упаковывала эти покупки, женщина примерила синие туфли-лодочки — вполне! На невысоком каблуке: не жмут, не болтаются — в самый раз!

Правда, у себя в комнате, переодевшись перед зеркалом, Мария Сергеевна несколько засомневалась: такой вызывающе нарядной она в последние годы и на улицу-то не выходила, а тут — в церковь? Женщине сразу же вспомнился поразивший её воображение рассказ отца Никодима о казусном случае с Викторией — а ведь бедная девочка, кроме того, что сумасшедшая, и воцерковлённой-то не являлась ни в коей мере! — и попробовала с особой придирчивостью оценить свои обновы. Вроде бы — ничего вызывающего: достаточно длинное платье неплохо на ней сидит, но отнюдь не обтягивает, туфли на более чем умеренном каблуке, косынка полностью прикрывает её медово-рыжие волосы — ни малейшего диссонанса, ни что не пестрит, не выпадает из образа, всё в полной гармонии… вот именно! В бесовской гармонии! И в таком виде — в церковь?

Испугавшись, Мария Сергеевна собралась переодеться в свою обычную — сегодня вдруг опротивевшую! — защитного мышиного цвета «униформу», но вдруг отчётливо услышала ласковый тихий голос: «Машенька, иди в этом. Ты в нём такая красивая. Ведь скромно — не значит уродливо. Ведь церковная служба должна быть праздником. Радостью. А заношенные, невзрачные одежды не способствуют радости. И не следует бояться злых языков. Иди, Машенька, в этом».

Нисколько не сомневаясь, что услышанный ею голос принадлежит Деве Марии, Мария Сергеевна отправилась причащаться в новом наряде. И, разумеется, была встречена изумлёнными, завистливыми, негодующими взглядами большинства знакомых ей прихожанок. А у некоторых старушек — откровенно злорадными: дескать, наша постница да смиренница — а? Ишь, бесстыжая — в церковь, а вырядилась как самая распоследняя «прости господи»! Ну, ничего! Ох, и задаст ей сегодня жару отец Никодим!

Естественно, Мария Сергеевна не могла разобрать никаких слов из тихого перешёптывания за спиной, но, прекрасно знающая своих сестёр во Христе, легко разгадывала смысл их сердитого шипения: ведь, не далее как на прошлой службе, сама с немалым удовольствием участвовала в осуждающих ту или иную из прихожанок, ядовитых сплетнях. Но, конечно, больше, чем потаённое злоумничание товарок, Марию Сергеевну волновала реакция отца Никодима: одно дело беседовать с ним в частном порядке (даже исповедуясь и будто бы причащаясь) и совсем другое — в храме! Какими глазами он на неё посмотрит? Но… не могла же она ослушаться Саму Деву Марию? Повелевшую ей идти именно в этом наряде? А что под платьем на ней только минимально необходимое легкомысленное бельё — так ведь его не видно! Во всяком случае — людям! А всё видящая и всё знающая Пречистая Дева — опять-таки! — будто бы ничего не имеет против…

Однако скоро, когда по ходу службы появился отец Никодим, женщине действительно не стало никакого дела до впечатления, произведённого ею на сотоварок — Господи! Со вчерашнего утра — за какие-нибудь сутки — священник полностью преобразился! Его лицо, не утратив природной строгости черт, просветлело до такой степени, что знаменитые «разбойничьи» глаза засияли ангельскими добротой и любовью! А голос? Обычно сдержанный и суровый, не утратив ни одной из прежних ноток, он вдруг обрёл небесные чистоту и прозрачность! Не казённые хвала и благодарность Богу, а радость соединения с Ним звучали сейчас в этом, со всеми земными звуками уже мало соотносимом голосе! Хрусталь горных ручьёв, серебро рассвета и колыбельная песня матери — эти и ещё более неуловимые благозвучия совершенно очаровали Марию Сергеевну. И не её одну — всех, бывших в храме.