Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Да, разумеется, роптать на Владычицу — тяжкий грех, Мария Сергеевна это понимала, но… попробуй — не возропщи! Когда тебе сулят невозможно желанное, сопровождая эти посулы почти непосильным условием! Дескать, за несколько дней полностью выдави из себя раба?! Стало быть, не по капелькам, на протяжении всей жизни, как Чехов, а вёдрами, бочками — сразу! Ха-ха-ха! Да это же какой нужен пресс? Который, прежде чем выдавить из тебя хотя бы жалкое ведёрко рабства, тысячу раз раздавит душу! Ха-ха-ха! Дурдом — да и только! Но ведь Пречистая Дева — Она недвусмысленно потребовала… И?

Ранним воскресным утром, после бессонной ночи, вспоминая явление Богородицы, Мария Сергеевна томилась и душой, и умом, и сердцем. Вот оно — невозможно желанное и почти что уже не чаемое! — казалось бы, рядом, но… изобразить страсть? Как это делают очень многие женщины? Как бы не так! Пречистую Деву не проведёшь жалким притворством! Да вряд ли — даже и Льва… нет! Ну кто бы мог подумать, что Сама Дева Мария… Владычица — не оставь! Научи, как исполнить Твоё повеление?

Рекомендацию Пречистой Девы мысленно возведя в ранг приказа, Мария Сергеевна нашла, как ей показалось, если не решение всей проблемы, то хотя бы начало будущего решения: конечно же — ночнушка! Необходимо немедленно истребить это гнусное одеяние!

Прихватив большие ножницы, (разумеется, было бы лучше сжечь! но в стандартном современном жилье — без печей и каминов — сделать это очень непросто) Мария Сергеевна кинулась в ванную, схватила алюминиевый таз с замоченным в нём (в припадке ужаса и омерзения) нижним бельём, опростала его содержимое под кран, пустила воду, быстренько всё прополоскала и, отжав, вонзила один из разведённых концов ножниц в самую середину ни в чём не повинной ночной рубашки — будто бы совершая ритуальное убийство.

Мокрая льняная ткань плохо поддавалась ножницам, приходилось прилагать значительные усилия, но это сопротивление плотного, набухшего полотна женщину даже радовало — в лихорадочном исступлении Мария Сергеевна резала и кромсала… резала и кромсала… и плакала: Лёвушка, Лёвушка, останься, не уходи-и-и!

Умом понимая, что всё уже решено, что её исключительная стервозность нескольких последних лет переполнила чашу терпения мужа (и более: что у Льва появилась не просто другая женщина, а, по словам Девы Марии, муза — стало быть, любовь, вдохновение и ещё чёрт те что!) Мария Сергеевна отчаянно умоляла сердцем: Лёвушка, останься, не уходи!

И плакала… плакала…

На тысячи мельчайших кусков кромсая ненавистную ей сейчас ночнушку — плакала… плакала…

Расправившись с этим символом умерщвления плоти, женщина заодно искромсала лифчик, колготки и отвратительные, уродующие фигуру, панталоны. Затем смела в мусорное ведро образовавшуюся кучу мелко нашинкованной мануфактуры, приняла душ, энергично вытерлась-растёрлась жёстким вафельным полотенцем и, не накидывая халата — за шесть последних лет впервые голой! — вернулась в свою комнату.

Распахнув дверцу гардероба, внимательно рассмотрела себя в помещённое с обратной стороны большое зеркало — и снова заплакала: Боже! У неё — в сорок пять лет — ещё такое молодое тело! Которое не смогли состарить все, учиняемые над ним издевательства этого, под знаменем плотиненавистничества бездарно растраченного времени! Упругое, нежное, нигде не обвисшее — а неумеренное постничество пошло, как ни странно, скорее на пользу! Будучи от природы склонной к излишней полноте, ревностным соблюдением предписываемых Церковью пищевых запретов Мария Сергеевна удержала себя от вполне возможного при её наследственности непомерного ожирения — зеркало отражало тело тридцатилетней женщины! Ну, может быть — тридцатипятилетней. И это роскошное — с едва ли не светящейся от белизны гладкой упругой кожей — созданное для мужских объятий и материнства тело оказывается вдруг никому не нужным! Ни Лёвушке — смертельно уставшему от её садистской фригидности — ни Богу: Которому, по словам Девы Марии, она могла служить не молитвами и постами (и уж тем более — не умерщвлением плоти!), а только — служа ближним. В первую очередь — мужу. Причём — не рабски прислуживая, а легко, свободно, сознательно: помогая и ему, и себе как можно полнее исполнять земное предназначение — то есть, не обсасывать скелет ценностей бывших духовными три тысячи лет назад, а пытаться самим сотворить хоть что-то своё: пусть даже с горчичное зёрнышко!

А — она?!

Тело предназначенное рожать детей, вдохновлять мужчин на поиски красоты и истины — в конце концов, служить источником радости ей самой! — что она сделала с этим телом? Презрела, отвергла, опоганила лютым плотиненавистничеством отшельников-извращенцев — едва ли не прокляла! И этим — увы! — духовно его состарила на Бог знает сколько десятилетий. Так что, физически будучи телом тридцатипятилетней женщины, духовно оно являлось тело столетней бабы-яги.

Разумеется, это удручающее открытие не прибавило оптимизма Марии Сергеевне — слёзы полились обильнее, послышались всхлипывания и причитания: Господи, помоги! Всё, всё сделаю, как велела Твоя Пречистая Мать! Только, Господи-и-и… чтобы Лёвушка-а-а…

Однако, что «чтобы Лёвушка» — остался с ней? или всего лишь не отказался на прощание подарить ребёнка? — этого Мария Сергеевна недовыплакала, а бросилась в ванную и холодной водой привела в порядок скукожившееся от слёз лицо. Затем, взяв себя в руки, вернулась в комнату и занялась тем, за чем, собственно, и пришла в первый раз: в бельевом отделении гардероба выдвинула самый нижний ящик, достала из него тёмно-пурпурные с кружевной отделкой трусики и соответствующий лифчик — забытую мишуру прежних суетных (до воцерковления) лет! — и примерила это, созданное для греховного обольщения бельё. Всё оказалось идеально впору: плотно обтягивая тело, ничто, нигде, ничего не жало и не врезалось в кожу. Будто и не было предыдущих шести — под водительством отца Никодима промелькнувших в чаду исступлённой псевдодуховности — лет! Но они, к охватившему женщину в данный момент глубокому сожалению, были — увы, Лёвушка, её дьявольскими стараниями заслужить себе Царствие Небесное, безвозвратно потерян! Потерян — чего уж… И что же — плакать, рыдать, биться головой о стену? Нет! Ведь Дева Мария…

…Мария Сергеевна вдруг оказалась в клубящемся светом облаке невозможных по её прежним представлениям любви, нежности и понимания — да! Лёвушке с ней — не по пути! Шесть лет назад, выбрав свою дорогу, она на целую вечность духовно разошлась с мужем. Ту самую вечность, которую с помощью отца Никодима положила между собою и Богом. И которую, используя все оставшиеся физические, интеллектуальные и духовные силы, ей теперь предстоит преодолевать. В первую очередь — учась истинной любви к ближнему. Той любви, что сейчас (в этот вот самый миг!) дарован ей — и как образец, и как утешение! — Девой Марией. Ах, если бы — навсегда! Но и так — когда лишь на несколько мгновений — спасибо Владычица! За Тобой для меня озарённый путь! И за Лёвушку! Которому Ты даровала его женщину, его любовь, его музу! И за сына! Которого, я теперь точно знаю, Ты мне подаришь! Но главное всё же — за Лёвушку! За то, что Ты дала ему утешение! И правильно, пречистая Дева: не как мне, а как — ему! Чтобы выбранная Тобою женщина была для него и ласковым солнце, и путеводной звездой! Музой, любовью, радостью — всем!