Леонид Пузин - Луна в Водолее [СИ]

Откровения загипнотизированной женщины для доктора Извекова нисколько не прояснили сути — по первому впечатлению: убитый во чреве ребёнок. И невозможность — в связи с неудачным абортом — родить другого. Отсюда — перенос не реализовавшихся материнских чувств на мужа. Но… бессознательное — оно-то здесь причём? Напротив — вполне осознанно! Мария Сергеевна ведь сказала, что о муже как об озорнике-мальчишке она подумала ещё наяву — до своего эротического сна. Вот именно — эротического. А из её обращения к мужу эротика — во всяком случае, прямо — пока что не особенно выводится…

— Мария, хватит. Льва ты наказала уже достаточно. Слышишь — плачет? Жалко ведь — а?

— Лёвушка, миленький, ну не плачь. Ведь, правда, уже не больно? Дай поцелую… и тут, и тут… а ты будешь умным мальчиком, правда? Всегда-всегда меня будешь слушаться? Чтобы снова — не а-та-та? У, какой нехороший ремень! Сделал бо-бо бедной Лёвушкиной попке! А я вот его за это запру в комод! В тёмный-претёмный ящик!

«Идеальный образец «женской» (вернее, древней — «дикарской») логики, — думал Извеков, слушая эти излияния Марии Сергеевны. — Не я тебя негодяя выпорола, а нехороший ремень бедненькому мальчику сделал бо-бо! Однако… однако… жутко эротический — до оргазма! — сон?.. он-то с этими фантазиями Марии Сергеевны связан как?.. или?.. ну да! Конечно! Слушаться — вот ключевое слово! Похоже, голубушка, ты — в тайне от себя — в сексуальном отношении мечтаешь быть «мужчиной»? Или — как минимум! — безоговорочно доминировать? А твой Лев Иванович — по неведению или сознательно? — мешает реализации этой сокровенной мечты! И тогда… ладно… пора будить!»

Очнувшись, Мария Сергеевна провела рукой по глазам, слегка помотала головой и посмотрела на священника смущённым, отчасти даже виноватым взглядом.

— Простите, отец Никодим, я, кажется, немного заснула? Странно… чтобы вот так… на лавочке, днём… со мной такого вроде бы не бывает…

— Ничего, Мария, странного. Я тебя — ты уж прости, без твоего согласия — загипнотизировал. Мне, понимаешь, как доктору…

— А вы, отец Никодим, разве умеете?! Вот уж никогда бы не подумала! — перебив священника, воскликнула потрясённая женщина.

— И правильно! Отец Никодим не умеет. А если бы и умел — не стал бы ни в коем случае. Тебя, Мария, загипнотизировал доктор Извеков. Который — умеет. Конечно, не шибко здорово, но умеет. Тебя — во всяком случае — смог. И ещё, Мария Сергеевна… это важно… попробуй сейчас обращаться ко мне не «отец Никодим», а — по имени отчеству.

— К священнику? У меня вряд ли получится…

— Получится, Мария Сергеевна… Иначе ты не сможешь разговаривать со мной как с врачом… А сейчас это важно.

— Отец… простите! Никодим Афанасьевич, неужели со мной так плохо? Из-за какого-то дурацкого сна?

— Успокойся, Мария Сергеевна, бывает и хуже. Гораздо хуже. А у тебя всего лишь невроз. Правда — достаточно тяжёлый. Так что к советам и рекомендациям доктора Извекова, которые ты сейчас от него получишь, будь добра, отнесись всерьёз. И обязательно следуй им: даже — если сочтёшь греховными. И даже — если греховными их сочтёт отец Никодим. Всё равно следуй рекомендациям доктора Извекова. Епитимьи, которые на тебя будет накладывать священник, конечно, исполняй, но рекомендациям доктора — следуй.

— Никодим Афанасьевич — как?! Вы мне сейчас надаёте таких советов, за которые после сами же будете укорять? А я?.. я ведь — христианка… православная… и главное для меня — жить по Господним Заповедям. И по правилам — установленным нашей Святой Православной Церковью. А вы мне… священник — и вдруг такое?

— Какое «такое», Мария Сергеевна? Я тебе пока, кажется, ничего такого ещё не посоветовал?

— Но, Никодим Афанасьевич, вы же сейчас сказали, что, как доктор, посоветуете мне нечто греховное? Или я вас не так поняла?

— Так, Мария Сергеевна — да не совсем. Я же не сказал, что греховное вообще. Я же сказал, что если ты или отец Никодим посчитаете таковыми рекомендации доктора Извекова. А поскольку и ты, и он хотите быть «святее римского папы»…

— Никодим Афанасьевич… нет… простите глупую женщину! Это вы меня испытываете — да?

— Если, Мария Сергеевна, тебе так удобней — да. Думай, что испытываю.

Далее доктор Извеков сумел повести разговор в нужном направлении — Марии Сергеевне в конце концов открылось глубоко спрятанное от самой себя желание доминировать. Доминировать во всём — не только в сексе, но и в быту: ибо те два года, когда Лев Иванович практически ничего не зарабатывал и жили они в основном на её зарплату, оставили у женщины самые что ни на есть приятные воспоминания. Кстати, отсюда же произошла столь непримиримая ненависть к астрологии — когда муж стал получать неплохие деньги за астрологические прогнозы, иллюзия верховенства у Марии Сергеевны рассеялась, и нереализованная потребность в доминировании создала у женщины острый душевный дискомфорт.

(Конечно, сознательное осуждение астрологии, как крайне греховной отрасли знаний, имело место. Однако главным, что выяснилось из самодеятельного психоаналитического сеанса и чего Мария Сергеевна устыдилась до полного покраснения совести, являлось именно это — глубоко скрытое желание «быть мужчиной».)

— Ну вот, Мария Сергеевна, теперь ты видишь, — желая одновременно и укорить, и утешить женщину, Никодим Афанасьевич поторопился заполнить образовавшуюся в конце «душеспасительной» беседы неловкую паузу, — истоки нашего грехоненавистничества зачастую не столь чисты и прозрачны, как нам бы того хотелось.

Марии Сергеевне было очень нелегко принять открытое в её душе доктором Извековым. Более того: если бы она не знала, что сейчас с ней разговаривает не только психиатр, но и священник, то встретила бы его диагноз в штыки — стремление верховодить в семье (и уж тем более — в постели!) настолько противоречило всем осознанным представлениям Марии Сергеевны о роли и месте женщины, что предположить у неё наличие такого стремления казалось кощунством. Но поскольку эту — весьма болезненную — операцию на её душе врач и священник произвели совместно, то отмахнуться от извлечённого ими на свет отвратительного уродца Мария Сергеевна не могла. Однако и согласиться с доктором Извековым было для женщины почти то же самое, что согласиться с изнасилованием, и посему после долгого (почти пятиминутного) молчания она обратилась не к психиатру, а к священнику — отцу Никодиму. Хотя — помня об уговоре — по имени-отчеству.

— Никодим Афанасьевич, неужели — правда?.. Неужели я такая мерзкая? Подлая, гадкая, отвратительная?.. Вся — до самых глубин! — из греха? И нет мне Спасения?! Христе Боже Светлый, язви Твою недостойную рабу огненными бичами — дабы посрамлённый Враг отступил от её души!